Лучшее видео студии Link Top vidio Link 

Творчество юных                    Creativity of the young

Лучшие творческие работы молодежи.

  адрес электронной почты: pushkinec-club@mail.ru

Праздничный концерт Дом молодежи Царскосельский

Текст песни Белеет мой парус такой одинокий

Нет, я не плачу и не рыдаю,
На все вопросы я открыто отвечаю,
Что наша жизнь — игра, и кто ж тому виной,
Что я увлёкся этою игрой.

И перед кем же мне извиняться,
Мне уступают, я не в силах отказаться,
И разве мой талант, и мой душевный жар
Не заслужили скромный гонорар.

Пусть бесится ветер жестокий
В тумане житейских морей,
Белеет мой парус такой одинокий
На фоне стальных кораблей.

И согласитесь, какая прелесть,
Мгновенно в яблочко попасть, почти не целясь,
Орлиный взор, напор, изящный поворот,
И прямо в руки запретный плод.

О, наслажденье скользить по краю,
Замрите, ангелы, смотрите, я играю,
Моих грехов разбор оставьте до поры,
Вы оцените красоту игры.

Пусть бесится ветер жестокий
В тумане житейских морей,
Белеет мой парус такой одинокий
На фоне стальных кораблей.

Я не разбойник и не апостол,
И для меня, конечно, тоже всё не просто,
И очень может быть, что от забот моих
Я поседею раньше остальных.

Но я не плачу и не рыдаю,
Хотя не знаю, где найду, где потеряю,
И очень может быть, что на свою беду
Я потеряю больше, чем найду.

Пусть бесится ветер жестокий
В тумане житейских морей,
Белеет мой парус такой одинокий
На фоне стальных кораблей.
Белеет мой парус такой одинокий

Видеоклипы студии «LINK» собравшие миллионы просмотров

ДВОРОВЫЕ

Часам к пяти вечера нужно было поднимать стадо и гнать его в деревню. Но козы, овцы и телята сами без команды пастуха, разворачивались по направлению к деревне. Домой! К хозяйкам, к теплому, ароматному пойлу, которое готовилось в каждом доме к приходу скота. И вот разномастная братия вступала через подскотину в деревню, где на угоре собиралось все женское население деревни.

— Маля-я! Маля-я! — Неслось по угору. — Милка-а, милка-а! Бяшки-бяшки, бяшеньки! Козы в сопровождении козлят, шли полные достоинства, словно демонстрируя хозяйкам загруженные молоком вымена, овцы, бараны, ягнята растекались по проулкам и заулкам, и только телята, показывая независимость, не спешили домой, отыскивая под заборами травку погуще и послаще, дожидаясь, когда подойдет с Заречья взрослое стадо с мамками-коровами.

Из избы двери вели на мост, в городе бы его назвали коридором, лестничной клеткой… А вот в деревне мост этот соединял два мира: человеческий и животный. На нашем дворе помимо коровы Зорьки и бычка Капитона обитали невероятной вредности коза Маля с двумя козлятами, смиренная овца с ягнятами, поросенок -прожора, пяток гусей-сторожей, с десяток куриц с петухом будильником и безостановочно жующие траву, морковку, осиновые прутья — кролики…

И вся эта дворовая братия хрюкающая, блеющая, мычащая, гогочущая и кукарекающая подчинялась строгой иерархии, во главе которой стояла корова- матуха… Зорька. Вечером бабушка, подоив Зорьку и напоив меня парным молоком, принялась рассказывать: — Корова, милушко, это — женская доля. Женская. — Вот как? – Удивился я. Бабушка поправила платок.

— Корову звали матушкой, матухой. Помню, как замуж-то выходила, так как приехали к женихову дому, так перво-наперво, не заходя в горницу, повели меня на двор к коровам. Свадебный каравай разломили, и стала я кормить с рук коровушек новой семьи. А уж после свадьбы одели на меня, как и всем замужним женщинам полагается, борушку такую — головной убор, навроде, как с рогами сшитый.

Да, милый. Корова и хозяйка-та будто бы они одним целым становились. Бывало так, нужно мужику подоить корову, жена, скажем, в отъезде, так тому нужно платок на голову одевать, иначе не дастся. А как на пастбище-то выгонять после зимовки обходишь своих коров еще на дворе с иконкой, солонкой и творишь заговор: «Две русицы, три русицы на теплое летушко, на красные деньки, тёмные ночки. Царь лесной, царь водяной, царь земной, спасите и сохраните мою скотинку.

Егор-батюшко, Илья-пророк и Спас-Спаситель, спасите и сохраните мою скотину. Аминь». После того выпускаешь корову через порог так, чтобы она перешагнула через иконку с гостинцем: в узелке хлеб, сахарный песок, чай завернуты. Это подношение лесовому. Под кустик незаметно положишь: «Угощайся, батюшка, Лесовой, испей чайку-то нашего…»

А уж после отела нужно корову «поставить», чтобы та не лягалась при дойке. Беру, милушко ты мой, молоко на ладонь, протираю корове задние ноги с приговором: «…Как с места на место земля не шевелится, так бы и любимая Малинка с места не шевелилась… Стой горой, дой рекой, озеро сметаны, река молока…» Или так: «Стоит коровушка горою, Бежит молочко рекою, По пенью и по коренью, И по светлому по каменью. Так бы бежало у Зорюшки молоцко».

После отела корову, милко, окадивать надо: тлеющие угольки из печки на лопате вокруг коровы носить. А уж потом доить садись. Ну, а если, покупаешь корову, нужно ее правильно в дом ввести, чтобы ее принял хозяин двора — дворовой. — Прими, батюшка, скотинку мою не по шерсти, по Божьей воле… Иначе и хозяева намучаются, и сама скотина: и болеть корова будет, и лягаться, и по ночам кричать… В доме, милушко, домовой правил, а на дворе хозяин — дворовой.

Его тоже уважить надо. Молочка к ночи в плошку плеснуть. — А ты его, бабушка видела, дворового-то? Бабушка заулыбалась. — Что ты, милушко, разве он покажется. Стеснительной он у нас. А вот слышала-то много раз. То вздохнет тяжело, то хихикнет, то строжить начнет: в бревно как торкнет, так весь двор и отзовется… Да ты его не бойся, милушко, он у нас радимый…

— Да я его и не боюсь, бабушка вовсе. Я его уважать стану. Я ведь теперь пастух, а пастух со всеми духами лесными, речными, болотными, домовыми и дворовыми в согласии должен быть. — Верно, голубок говоришь. — Обрадовалась бабушка.

— А то все старопрежнее обсмеяли да обругали. Мол, темнота да серость деревенская. А я тебе послушай, что скажу. Вот была у меня прежде корова, всем коровам корова. И вот как-то не вернулась она со стадом. Как я плакала, как слезами умывалась. Приду на двор, так белугой вою: «Как жить, чем деток кормить? Пропадем! Потом, слышу, и он тихонечко плачет, как дитя малое. Дворовой-то… Звали ту мою коровушку Малиной. По три ведра доила, уж умница-разумница была. Выступала, словно, барыня.

Голос — труба… Я все леса и болота, луга и покосы обегала. Нету Малины. Потом уж к бабке ясновидящей в соседнюю деревню помчалась. Та сразу мне и открыла. Говорит, на гарях она, в круг попала. Кто-то на нее порчу напустил. Возьми, говорит, святой воды, как найдешь, ее сердечную, сбрызни водицей, колдовство-то и спадет… Вот какие чудеса бывали в прежние времена.

Я бы сама не поверила, если бы не видела своими глазами. Или вот жил у нас в Острове такой человек, глаз у него, говорят, был недобрый. Как-то молодые поехали на колхозном жеребце родню в Потеряеве проведать. А жеребец-то был такой: как пойдет махать, ровно огнем палит. Тот мужик-то и вышел, поглядел вслед — жеребец-то и обезножил, так еле-еле приплелся до нашего дому, в пене весь.

Послали за тятей моим, он только прошептал что-то в ухо жеребцу, как жеребец вздыбился и пошел на махах, едва молодых не вывалил. Я вот все и думаю, что глупые мы были, у стариков ничего не переняли. А они многое знали, чего бы и нам, и внукам нашим сгодилось бы. — Так нашла корову-то? — А как же! Три дня она бедная в кругу ходила, кожа да кости остались. А как сбрызнула я ее водой, так замычала и пала без сил. Еле ее выходила. Вишь, кто-то позавидовал, уж больно удойная корова была, и наслал порчу.

А потом приезжают из области большие ученые, селекционеры, Обошли все колхозное стадо, все деревенское осмотрели, и выбрали мою Малину. Сам профессор Емельянов ее под свою опеку взял. Говорит, станем раздаивать, чтобы потом от нее потомство рекордисток получить.

— Вот с этой коровой я и буду работать. У нее перспективы большие. Она может замечательные молочные качества будущему стаду заложить. А я тогда дояркой была на молочной ферме. Говорит, ты возьми ее со своего двора на колхозный двор, мы ей устроим отдельный кабинет и начнем раздаивать. Так моя Малина попала в науку. А тут война. Ученого того на фронт взяли, а Малину снова в рядовые коровы зачислили. Не до рекордов, не до селекции.

И только спустя годы приехал ученый тот Селекционер обратно, нашел Малину и снова с ней работать стал, рационы составлял. Чем кормить и когда. Кровь на анализы брал, молоко исследовал. И, веришь ли, принесла моя Малина ему бычка. Он теперь на бычатнике у нас стоит и породу улучшает. Малинино потомство теперь по всей области славой гремит, милушко.

Анатолий Ехалов