Лучшее видео студии Link Top vidio Link
Творчество юных Creativity of the young
Лучшие творческие работы молодежи.
адрес электронной почты: pushkinec-club@mail.ru
Мультимедийная студия Link киномонстр -2
Песенка пиратов
Когда-то было времечко морских пиратов,
Что брали приступом любые корабли,
На островах сокровища свои припрятав,
Они давным-давно в предания ушли.
А мы — пираты космоса, акулы звездных трасс,
Небесные медведицы дрожат при виде нас,
На хвост комете наступаем мы всегда,
И все на свете — чепуха и ерунда!
Нет, мы не паиньки, не станем отпираться,
Вовсю гоняемся за легким барышом,
Исхлёстанный штормами черный флаг пиратства,
Он в наши руки по наследству перешел.
А мы — пираты космоса, акулы звездных трасс,
Небесные медведицы дрожат при виде нас,
На хвост комете наступаем мы всегда,
И все на свете — чепуха и ерунда!
Мы верим, что настала звездных войн эпоха,
Галактики сотрем мы в порошок,
Так рады мы, когда кому-то очень плохо,
И плохо нам, когда кому-то хорошо!
А мы — пираты космоса, акулы звездных трасс,
Небесные медведицы дрожат при виде нас,
На хвост комете наступаем мы всегда,
И все на свете — чепуха и ерунда!
Когда-то было времечко морских пиратов,
Что брали приступом любые корабли,
На островах сокровища свои припрятав,
Они давным-давно в предания ушли.
А мы — пираты космоса, акулы звездных трасс,
Небесные медведицы дрожат при виде нас,
На хвост комете наступаем мы всегда,
И все на свете — чепуха и ерунда!
Видеоклипы студии «LINK» собравшие миллионы просмотров
Ты не один
Петя тормошил бабушку за руку: — Бабушка, проснись, уже половина восьмого. Пора завтракать, иначе я в школу опоздаю. Тарелка геркулесовой каши остывала на маленьком столике, придвинутом вплотную к кровати. С тех пор, как бабушка стала часто болеть, Петя научился варить каши, картошку и даже суп. Овсяные хлопья варить проще всего, поэтому по утрам они ели геркулес. Бабушка нахваливала: — Ой, как вкусно! Золотой мой мальчик, ты еще и повар!
Покормив бабушку, Петя проверял, все ли лекарства у нее под рукой, наливал воду в два больших стакана и бежал в школу. После уроков шел в магазин со списком продуктов, составленным накануне, и если надо – в аптеку. Потом возвращался домой. Когда бабушка чувствовала себя хорошо, обед был готов к его приходу, но в последнее время все чаще она не вставала с постели. — Ничего, отлежусь и поднимусь, — успокаивала она внука. — Может, врача вызвать? – предлагал Петя, хотя знал, почему бабушка не хочет.
Полгода назад ее забрали в больницу, и он две недели жил один. Ничего, справился, но без бабушки было одиноко и страшно. И ей самой в больнице не понравилось – это он точно знал. В палате шесть человек, пахнет мочой и лекарствами, кто-то стонет, кто-то храпит. — Разве может больной человек в такой обстановке выздороветь? – тяжело вздыхала бабушка. – И о тебе волнуюсь – как тут лекарства помогут? Лучше я их дома буду принимать. Седьмой год они с бабушкой жили вдвоем. Родителей Петя помнил плохо. Ему было всего шесть лет, когда они разбились на машине.
Помнил, как переезжали в эту квартиру в красивом новом доме – двухкомнатную, но намного просторней бабушкиной. Как завозили мебель, а мама радовалась, хлопотала, бесконечно наводила порядок. Прежде они вчетвером жили в доме, который смешно называется «хрущевка». После смерти мамы и папы бабушка пустила в ту квартиру жильцов, и сказала, что это большое подспорье. Еще он помнил похороны. Гробы плавно опустились вниз, вначале мамин, потоп папин.
Народу в крематории было немного. Две бабушкиных подруги, две маминых – этих Петя знал, – несколько папиных сослуживцев и угрюмый дядька с неприятной теткой. Бабушка объяснила, что это единственный родственник папы, троюродный брат. Тетка, которая приехала с ним, по всем углам квартиры полазила, все потрогала, спрашивала у бабушки, сколько же такие хоромы стоят. А бабушка ответила, что ее это не касается, квартира принадлежит сыну ее зятя, то есть Пете. А угрюмый дядька, когда все за стол сели и начали водку разливать, напился и стал страшный.
Таких страшных Петя никогда раньше не видел, и когда дядька с теткой на следующий день уехали, он попросил бабушку больше никогда их не приглашать, на что она ответила: «Больше не приглашу. Папы твоего нет, и нас с ними ничто не связывает». В те дни бабушка часто плакала, прижимала Петечку к себе и говорила: «Одни мы с тобой на свете. Больше никого. Хорошо, что мне еще два года до пенсии, а то бы с опекой могли быть проблемы».
Позже она объяснила внуку, что является его опекуном. Детей, у которых нет родителей или отправляют в детский дом или назначают им опекуна. Что такое детский дом, Петя со временем узнал. Когда по телевизору показывали кино про детские дома, бабушка всегда со слезами на глазах вздыхала: «Смотри, где бы ты мог оказаться, если бы меня на свете не было». – «Но ты ведь есть», — отвечал Петя. – «Пока есть, — кивала бабушка. – Надеюсь, хватит сил и вырастить тебя, и выучить». Петя знал, что у него самая лучшая бабушка. У нее всегда находилось время выслушать внука, поиграть с ним, объяснить что-то нужное. Она водила его в бассейн, а потом и в секцию легкой атлетики.
С бабушкой никогда не бывало скучно, и Петю она научила не скучать. «Если переделал все дела и тебе не хочется играть – возьми книгу, — советовала она. – Время, проведенное за чтением – не потерянное, а в безделье – потерянное». Бабушка приучила его к чтению еще до школы, и в младших классах мальчику было легко учиться. Потом предметы пошли серьезнее, требовали усердия – ведь школа специальная, с математическим уклоном, но Петя остался лучшим учеником в классе.
Аккуратный, вежливый, культурный мальчик. «Бабушкина заслуга», — в один голос утверждали учителя, и сетовали на то, что нынешним родителям, занятым добыванием денег, подчас нет дела до того, что творится у ребенка в школе. Когда бабушка перестала работать, она отчего-то начала часто болеть. — Наверное, не зря в пятьдесят пять женщинам пенсию дают, — размышляла она вслух.
— Организм к этому возрасту расшатывается. Многие годы живешь в предельном напряжении – работа, дети, домашние дела. Некогда подумать о здоровье, и права на это не имеешь, о другом надо думать. А когда отработала, вообразила, что свободна, можешь тратить время на что угодно – тут и понимаешь: здоровье уже не то. Знаешь, Петечка, человеку свойственно жить мечтой. Маленькой я мечтала поскорее стать взрослой. Все дети об этом мечтают. Потом мечтала стать учителем. Окончила институт, преподавала вначале в школе, потом в техникуме – после он в колледж превратился.
В техникуме давали бесплатные профсоюзные путевки. Представляешь, совсем бесплатные! Несколько раз я съездила: в Прибалтику, в Ясную Поляну, даже в Самарканд. И мечтала: вот выйду на пенсию, буду путешествовать. Мне это всегда нравилось. Правда, часто не могла себе позволить: твоя мама была еще слишком мала, надолго ее оставлять я не решалась. Дедушка хороший человек был, умный, добрый, но… — бабушка вздыхала, — к сожалению, склонный к выпивке. Водка его и сгубила.
Запомни, Петечка, водка способна разрушить самый здравый ум. Вначале ее пьют для веселья, потом становятся алкоголиками, а это путь в никуда, часто к смерти. — И дедушка от водки умер? — Да. Времена тогда были тяжелые, многие мужчины стали пить больше, чем положено. И он в том числе. Мы с твоей мамой остались одни – тут уж какие путешествия?
И денег на них не было, еле на жизнь хватало. Потом твоя мама выросла, вышла замуж. Коля стал неплохо зарабатывать. Квартиру эту купил. Свозил нас на отдых в Черногорию. Ты помнишь? Какая там красота! — Нет, не помню, — помотал головой Петя. – А давай, когда я вырасту, мы с тобой будем вместе путешествовать? Куда ты хочешь поехать? — В мире полно удивительно красивых городов. Хотелось бы увидеть Париж и Будапешт, и Прагу, и Рим, и Барселону.
А еще побывать в Египте и Израиле. Мир огромен, разнообразен и красив. — Мы обязательно поедем с тобой, бабушка. — Обязательно, мой ангел, — обняла она Петю. – Можно даже не ждать, пока вырастешь. Вот возьмем и поедем будущим летом. Но осенью бабушка попала в больницу. После того, как вернулась домой, большую часть домашних обязанностей взял на себя Петя.
Он не забывал оплатить квитанции за свет и квартиру, ходил в магазин за продуктами. Знал все цены и попусту деньги не тратил. Научился обращаться со стиральной машиной и готовить. Мыть посуду он научился давно. — Ты отдыхай, бабушка. Врачи говорили, тебе нельзя напрягаться и волноваться. Ты отдохнешь как следует, и обязательно выздоровеешь. — Я постараюсь, — отвечала бабушка. – Не могу же я оставить тебя одного?
— Бабушка, просыпайся! — опять потряс за руку Петя, и тут понял, что рука холодная. Не совсем ледяная, но будто не живая. — Бабушка! – вновь крикнул он и, схватив пузырек корвалола, стал трясти его над полураскрытым ртом, надеясь, что она очнется. Он вылил почти полфлакона, посмотрел на таблетки, соображая, какие от сердца, выдавил пилюльку из серебристой упаковки, пихнул бабушке в рот, приподнял ей голову и попытался напоить, чтобы таблетка проскочила в горло. Вода вытекала, струилась по бабушкиной шее, замочила ночную рубашку, но он продолжал лить, пока стакан не опустел
И тут пришло понимание, что все это впустую. — Ну что же ты, бабушка, ну зачем ты?.. – плакал Петя, рухнув на колени и уткнувшись лицом в холодеющую бабушкину руку. Тысячи мыслей бились в голове. И первая из них: не справился. Он хотел, чтобы бабушка жила вечно или как можно дольше, но не сумел ей помочь. Надо было вызвать врачей, пусть бы ее положили в больницу. Почему не вызвал? Потому что привык думать, что бабушка всегда все знает лучше.
Но ведь и сам уже не маленький, скоро тринадцать лет. Не вызвал врачей – не спас ее, не уберег. Единственного любимого человека больше нет. Он остался совсем один. И тут пришла вторая мысль: а с ним что будет?.. Неужели детдом? Нет! Хуже этого ничего нельзя представить. Надо думать, как туда не попасть. Надо узнать законы – могут ли отправить в детдом без его согласия? Посмотреть в интернете. Но это потом. Сначала в школу, ведь бабушка не сможет позвонить и объяснить, отчего он не пришел.
Петя встал, прикрыл бабушку одеялом, чтобы не замерзла в мокрой ночной сорочке. Хотя, наверное, мертвые не мерзнут. Потом подумал и прикрыл с головой. Вышел из ее комнаты и плотно затворил дверь. Прихватил рюкзак и отправился в школу. Кое-как Петя отсидел шесть уроков. Яна, соседка по парте, то и дело косилась в его сторону – что такой хмурый и молчаливый. Но Петя не обращал внимания. Одна мысль сверлила и сверлила: «Что делать, как быть?»
Когда вернулся домой, заглянул в бабушкину комнату с надеждой – а вдруг она все-таки очнулась, сидит в подушках и сейчас спросит с улыбкой: «Как дела, мой золотой?» Но бабушка все так же лежала, прикрытая одеялом с головой. Он подошел к кровати, хотел приподнять его, но отчего-то не решился. Ткань пододеяльника в цветочек выглядела безжизненной, как каменная скала. И на сердце Пете будто камень положили. Даже дышать трудно, давит. Постояв немного, он отправился на кухню. Надо доесть вчерашний суп, а то испортится. Бабушка очень не любит, когда продукты пропадают.
Он съел большую тарелку куриного супа с макаронами, не ощущая вкуса. Вымыл тарелку и кастрюлю, долго возил губкой по ее эмалированному нутру, думая о том, как жить дальше. Наконец закрыл кран и отправился в свою комнату, придя к единственному выводу: надо делать все так, как учила бабушка. И он сел за уроки, решив поинтересоваться в интернете законами о детях после того, как все сделает. Интернет пожирает время, говорила бабушка, и она права.
Перепрыгивая с сайта на сайт, совсем не замечаешь, как проходят часы. Когда уроки были сделаны, Петя вскипятил чайник, сделал себе бутерброд с сыром и, прихватив его и большую кружку с чаем в комнату, включил компьютер. Вначале набрал: «детские дома». Просмотрел десятки статей, рассказывающих о ремонте помещений, подаренных детдомам мебели, компьютерах и игрушках. Были и другие ссылки. «Физическое и психологическое насилие в детских домах»…
«В Свердловском детдоме дети голодали»… «Директор детдома пять лет сдавал внаем квартиру одного из воспитанников»… «четверо воспитанников в возрасте 15-17 лет надругались над сверстником»… «сексуальное насилие над несовершеннолетними в детских домах»… Пете стало страшно. Нет, только не туда! Нет! Ни за что! В строке поисковика он напечатал: «Дети без родителей». Прочитал: «Дети, оставшиеся без попечения родителей. Федеральный закон об опеке и попечительстве».
Вначале шли объяснения терминов и понятий, на целую страницу. Из них Петя понял, что он попадает под понятие нуждающегося в опеке. Про органы опеки прочитал внимательно, выходило, что сами они никак не могут узнать, что он остался один. Или могут? Бабушка периодически ходила в опеку. «Отчиталась, как люблю своего внука»,- усмехалась она после этих визитов.
А если в очередной раз не придет, они заметят? Наверное, заметят. Явятся сюда и узнают, что бабушка умерла. Что потом? Он стал изучать закон дальше. Продирался сквозь малопонятные слова, отъезжал назад, чтобы уяснить их смысл, перескакивал по ссылкам на кодексы и статьи законодательства, не менее путанные. «Для кого это пишется?» — гадал Петя, давно читающий вполне взрослые книги и почти все в них понимавший.
В первом часу ночи он пришел к выводу, что как только станет известно о смерти бабушки, его отправят в какое-то учреждение воспитательного, медицинского или социального профиля, в котором он пробудет до того, как ему назначат опекуна. Если назначат. Выходит, все равно детский дом? Глаза уже слезились от усталости. Петя выключил компьютер и отправился на кухню.
Разогрел в микроволновке кружку молока и выпил его с двумя кусками булки. Бабушка всегда говорила, что теплое молоко на ночь полезно, спать лучше будешь. Только вот удастся ли уснуть? Он подошел к комнате бабушки и приоткрыл дверь. В окна лился голубой свет фонарей и Петя увидел, что ничего не изменилось. Входить он не стал. Тяжело вздохнув, закрыл дверь и направился в постель. Заснул не скоро, около четырех – все прокручивал в голове то, что узнал из интернета.
Прочитать закон до конца времени не хватило, он решил, что продолжит завтра. Будильник зазвенел без пяти семь, как всегда. Едва приоткрыв глаза, он все вспомнил и, не одеваясь, рванул в комнату бабушки, моля сам не зная кого, чтобы все вчерашнее оказалось сном. Но нет. В комнате бабушки ничего не изменилось, только появился какой-то странный, душно-сладковатый запах. Петя вышел и плотно прикрыл за собой дверь. Все правда. Бабушка умерла. Ее больше нет. Будто автомат, побрел он на кухню, поставил вариться геркулесовую кашу, насыпав крупы меньше, чем обычно.
Затем пошел умываться, убеждая себя: «Надо все делать по порядку, так бабушка учила. Она говорила, что когда все делаешь по порядку – жить значительно проще». Петя и сам это замечал. Не вымоешь тарелку после завтрака и после обеда – вечером больше у раковины провозишься. Не выучишь урок, пропустишь что-то – наверстывать значительно сложнее. Делу – время, и каждому делу – свое время. Сейчас – умыться, одеться, позавтракать и в школу.
После нее – уроки, и уж потом – узнать, что там еще в этом бесконечном и запутанном законе об опеке. Вечером он опять провел у компьютера несколько часов. Вычитал, что в четырнадцать лет может заявить, что хочет в опекуны конкретного человека. До четырнадцати еще полтора года. И кто согласится стать его опекуном? Опять получалось, что путь один, в детдом. Поинтересовался адресами петербургских детдомов. Все далеко, в других районах. Позволят ли ему учиться в той же школе, или там свои?
В эту ночь он почти не спал, а когда утром вышел в коридор, показалось, что в него пробился тот сладко-душный запах из комнаты бабушки. Он приоткрыл шелку и тут же захлопнул дверь. В горле встал ком, казалось, его вот-вот вырвет. Достав из кладовки скотч, Петя старательно заклеил все щели, но неприятный запах будто преследовал. Чтобы избавиться от него, он отправился в душ, тщательно вымыл голову, тер мочалкой тело. Выйдя, оделся, позавтракал двумя яйцами всмятку и покинул квартиру.
Сидеть в школе было тяжело. Обычное шкодливое настроение одноклассников раздражало, как никогда. Голоса учителей доносились будто сквозь вату. Он даже не сразу понял, что физичка вызвала его к доске решать задачу. Не решил. Впервые. Учительница стала подсказывать, объяснять, и с удивленным лицом вывела в журнале: «три». Пятиминутку по алгебре он тоже не сделал. Формулы, которые прежде применял без особого усилия, вылетели из головы, и пришлось сдать учителю чистый листок.
Классная руководительница подошла к нему посреди урока литературы, спросила: — Петя, ты здоров? Может, тебе лучше домой пойти? — Я здоров, Вера Анатольевна, — ответил Петя, не глядя ей в глаза. На следующий день он схватил двойку по истории. Передавая в учительской журнал Вере Анатольевне, Ишар Зурабович заметил: — Впервые пришлось поставить Скорикову двойку.
— Пете? – не поверила Вера Анатольевна. Ишар Зурабович кивнул. Преподаватель математики оторвалась от проверки тетрадей: — И у меня он вчера пятиминутку не написал. Два, естественно. — Вчера мне показалось, что он нездоров, вид какой-то измученный, — попыталась защитить любимого ученика Вера Анатольевна. — Я тоже его вчера спрашивала, еле на тройку натянула, — вставила мимоходом учительница физики. На своем уроке Вера Анатольевна объясняла новый материал, к доске никого не вызывала, но то и дело посматривала на Петю. Когда она говорила, он смотрел на нее, когда диктовала – писал в тетради.
Как все. Только вид у мальчика хмурый, будто он о чем-то сосредоточенно и напряженно думает. На следующий день к Вере Анатольевне обратилась Елена Владимировна, учитель химии. — Вера, что с твоим Скориковым творится? Всегда все на лету схватывал, а сегодня задала вопрос по новому материалу, а он молчит. — Двойку поставила? — Пока точку. В следующий раз спрошу. Может, не понял, дома разберется? — Что-то я беспокоюсь, — озабоченно покачала головой Вера Анатольевна, — парень на себя не похож. Двойки! У него и троек никогда не было. Такой мальчик способный, и усердия не занимать.
— Может, бабушке его позвонить? — Я лучше вначале с самим Петей поговорю. Не хочется его бабушку расстраивать. На одной из перемен Вера Анатольевна разыскала Петю. Он замер у окна, но казалось, не видел за ним ничего, как не замечал шум и суету вокруг. — Петя, — коснулась его плеча Вера Анатольевна. Мальчик заметно вздрогнул и будто очнулся. — Что с тобой, Петя? — Ничего, — буркнул он. — Тогда отчего двойки? Три штуки за два дня схватил.
Вот что, после уроков зайди ко мне. Обязательно. После уроков Петя явился в кабинет русского языка. Учительница кивнула на парту, примыкающую к ее столу: садись. Помолчала некоторое время, затем начала: — Петя, я тебя не узнаю. Вот честно: ты был единственным мальчиком в классе, в ком я всегда была уверенна. Ты точно, здоров? Петя кивнул, не поднимая глаз. — Но должна ведь быть причина, по которой ты скатился за несколько дней! Ладно, прослушал что-то на химии, но почему ты историю не выучил? Почему по математике двойка? Задание было по старому материалу, я спрашивала.
Что с тобой произошло? Петя молчал. — Ну что ты молчишь? Тогда придется поговорить с твоей бабушкой. И тут Петя не выдержал, разревелся. Слезы, сдерживаемые в течение нескольких дней, выплеснулись в рыдания. Вера Анатольевна даже испугалась. Она не ожидала, что обычный и даже не слишком строгий выговор доведет мальчика до истерики. Он размазывал слезы по покрасневшему лицу и выкрикивал сквозь всхлипы: — Нет! Бабушке… Нет!…Бабушке… Нет…
Вера Анатольевна не придумала ничего лучше, как схватить мальчишку за руку и потащить к раковине. Открыла холодную воду, умывала сама его лицо, приказывала: — Попей, успокойся! Прекрати! Это же форменная истерика! Она оглянулась на дверь. Если кто-нибудь услышит… Учителей бояться нечего, но вдруг кому-то из учеников придет в голову заглянуть на шум. Заснимут эту сцену на телефон, выложат в интернете и получится, что она окунает ребенка лицом в раковину, а он при этом вопит.
— Петечка, — склонилась она над ним, заглядывая в лицо, – ну хватит, успокойся, ну… Да что ж это такое, а! – чуть не плакала сама Вера Анатольевна. — Бабушка… — сморкаясь, еле выговорил Петя, — бабушка… умерла. — Как?!? Вера Анатольевна выпрямилась и застыла. Петя тоже разогнулся, стал почти вровень с ней по росту и взглянул несчастными красными от слез глазами.
— Когда это случилось? — В понедельник. — Сегодня пятница. И все эти дни ты ходил в школу… — растерянно пролепетала учительница, которой было известно, что кроме бабушки у Пети никого нет. – А как же похороны? — Похороны?.. – переспросил мальчик и его глаза вновь налились слезами. Вера Анатольевна быстро обхватила Петю руками, прижала голову к своему плечу, стала гладить:
— Тш-ш, Петечка, тихо… Идем, расскажешь все по порядку. Она села рядом с ним за парту, держала за руку, искренне переживала: — Как же так? Ведь совсем еще не старая женщина… Что случилось? — У нее сердце больное было, и давление. Осенью в больнице две недели лежала. Немного подлечили… — В больнице? А с кем же был ты? — Один. — Совсем один? Почему не сказал? Как же ты один? — Нормально. А что такого? — Ты разве не знаешь, что детям нельзя одним? Или тебе кто-то помогал?
— Никто не помогал. Я и сам все умею. И готовить и квартиру убирать. И к бабушке в больницу ездил. — Молодец, — погладила Петю по голове Вера Анатольевна. – Ты очень хороший мальчик. Такие, как ты, Петя – редкость. Вера Анатольевна гладила его и не знала, как задать самый главный вопрос, наконец, решилась. — Петя, так что с похоронами? — Я… Я ее не похоронил. Я не знаю, как… Она так и лежит в своей кровати. Вера Анатольевна невольно охнула.
— Пять дней лежит? Петечка, как же ты не подумал! Надо было позвонить в скорую помощь, или соседей позвать. Почему ты этого не сделал? «Хотя, неудивительно, — тут же пришло ей в голову. — Ребенок в шоке. И в школу продолжал ходить». — Петечка, ты что, никому об этом не сказал? Мальчик отрицательно покачал головой. — А почему мне не сказал? Я ведь спрашивала, что у тебя случилось. — Я боюсь, — не поднимая глаз, выдавил Петя.
– Меня в детдом отправят. Я все законы прочитал о детях без попечения родителей… Мне один путь – в детдом. А я не хочу туда! Я боюсь! Он опять заревел, а Вера Анатольевна, опасаясь очередной истерики, прижала его к себе. — Тихо, тихо… И ты четыре дня читал эти законы? — Да, я же должен знать, что меня ожидает… «Ничего хорошего», — подумала Вера Анатольевна, продолжая похлопывать Петю по плечу и соображая, как теперь поступить.
— Ничего, Петя. Мы что-нибудь придумаем. Ты не один. Вначале она поговорила с директором школы, оставив Петю в приемной с секретаршей. Юрий Михайлович принял известие без особых эмоций, и сказал, что прежде всего надо заявить в органы опеки. — Прежде всего, надо похоронить Петину бабушку, — возразила Вера Анатольевна. — Вы возьмете это на себя? – спросил директор.
— Придется. — Тогда пойдите со Скориковым домой, вызовите милицию и врача, только постарайтесь, чтобы мальчик этого не видел. Пять дней! Кошмар, — вздохнул Юрий Михайлович. – А на какие деньги хоронить? — Может, соберем? Хоть на кремацию. Я спросила, Петины родители лежат в крематории. — Хорошо, — директор достал свой бумажник.
— Вот десять тысяч, вроде как от школы. Завтра сделаем подписной лист. Вера Анатольевна, вы справитесь? У вас у самой двое детей. — За детьми подруга присмотрит. Вы не отпустили бы со мной Елену Владимировну? — Хорошо, вместо нее уроки я сам проведу. А ваши придется «окнами»… — Ничего, мы наверстаем. Спустя три дня Вера Анатольевна и Елена Владимировна вернулись в школу. В учительской на них налетели с вопросами: ну что, как? — Ох, до чего все это ужасно! Бедный мальчишка! – тяжело вздохнула Елена Владимировна. — Он в школе? Елена покачала головой.
— Пришлось отвезти Петю в приемник. В опеке настояли. Закон такой. Нет, конечно, теперь условия там не как в тюрьме. Преподаватели, психологи… Помещение хорошо оборудованное. Но контингент! Там же и бездомные, и юные наркоманы и алкоголики… Петя просил, чтобы ему разрешили ездить в школу – запретили. Представляете? Ребенок хочет учиться в нормальной школе – а ему предлагают что-то вроде ликбеза, для тупиц. — Я понятия не имела, что такое органы опеки, — вступила Вера Анатольевна. – Вроде по закону действуют, а получается не по-человечески.
Я пыталась инспектору объяснить, что мальчик хороший, домашний, лучше разрешить ему пожить у кого-нибудь из знакомых. Хоть у меня. — У тебя? Да ты с ума сошла! – выкатила глаза завуч Ольга Вячеславовна. — Нет, вы считаете, что нас это не касается? – взвилась Вера. — А что ты предлагаешь? Сделать его «сыном полка»? Времена другие, никто нам не разрешит. — Тогда парню только детдом светит. Вы что, не знаете, что даже в самом обеспеченном детдоме…
У ребенка и так душевная травма, а что с ним там будет? Он ведь необыкновенно способный мальчик, хочет учиться, и такой самостоятельный. Представляете, он, оказывается, последнее время все хозяйство вел. И в магазины, и в аптеку, и готовил для себя и бабушки. Даже стирать умеет. — Что там уметь, — буркнул Ишар Зурабович, — кнопку нажал, машина стирает.
— И вы ее нажимаете? – ехидно поинтересовалась Елена Владимировна. — У меня жена есть, и дочери взрослые, — отмахнулся Ишар. — Вот – женщины! А мальчик все сам. Двенадцать лет – а цену деньгам знает. — Кстати, на что они жили? – спросила завуч. — На бабушкину пенсию, и еще бабушкину квартиру сдавали. Петя сказал, что один проживет на деньги от сдачи квартиры. Он хочет жить один. — Да кто ему позволит! — Вот именно – никто! А такому – можно, — убежденно воскликнула Вера Анатольевна.
— Он двое суток у меня жил, и я вам скажу – все бы дети такие были!.. Он очень организованный, обстоятельный, как поест – сразу за собой тарелку вымоет. В квартире у них порядок. А ведь бабушка болела в последнее время – значит, все сам. Выдал мне пять тысяч на похороны. У него еще какие-то деньги остались, я не стала спрашивать, сколько. Пусть будут, на всякий случай. — Я на похоронах обревелась, — вздохнула Елена Владимировна. – Стою, и думаю: бедный мальчишка!
А он плачет, но тихо. Серьезный такой, взрослый стал… — Неужели у него никаких родственников? Так не бывает! – воскликнула молодая учительница младших классов. Вера Анатольевна отрицательно покачала головой. — В опеке пристали с таким же вопросом. Петя говорит, что единственный родственник – троюродный брат его отца, живет где-то в Вологодской области. Когда инспектор из опеки с нами в квартиру пришла – нужны ведь документы, бабушкины, Петины – мы с ней нашли записную книжку, в ней единственная запись с фамилией Скориковы.
Петя сказал, что, наверное, это он. Инспектор обещала, что напишет запрос. — Вот и слава богу! – облегченно воскликнула Ольга Вячеславовна. — Не слава богу! – возразила Вера Анатольевна. – Петя видел его раз в жизни, на похоронах отца. Помнит, что дядька напился, а его жена выспрашивала, сколько квартира стоит. — Мало ли что ребенку почудилось? – пожала плечами завуч. — Сколько ему было, лет шесть? Он и помнить ничего не может! — Но прекрасно помнит, что этот дядя никогда им не интересовался!
— Зато две квартиры в Питере его наверняка заинтересуют, — убежденно покивала головой Елена Владимировна. — Может, тогда лучше детдом? – вновь подала голос молодая учительница. — И то и другое ужасно! – в сердцах воскликнула Вера Анатольевна. Прозвенел звонок, и учителя, прихватив журналы, поторопились в свои классы. Вера Анатольевна вышла последней. В течение всего дня в учительской обсуждали ситуацию с несчастным Петей. — Петя считает, что ему достаточно формального опекуна, он вполне может жить один, и я в это верю, — говорила Вера Анатольевна. — Формального? – удивилась завуч.
— Извини, милочка, формальный не прокатит! Органы опеки обязаны контролировать, они поймут, что ребенок живет один! И вообще – кто возьмет на себя такую ответственность? Я – нет, да мне и не позволят, мы с мужем пенсионеры. Участвовать в обмане государства – тоже мне, выдумали! Вера Анатольевна оглядела притихших вдруг учителей. Все замерли, и каждый будто прикидывал тяжесть ноши, и понимал, что взваливать ее на себя не хочет. — К опекунам предъявляют много требований, — продолжала Ольга Вячеславовна.
– Желательна полная семья, нормальные материальные и жилищные условия, здоровьем поинтересуются. Надо собрать кучу справок! А ответственность? Если что случится с мальчиком – отвечать опекуну! — Я – пас, — покачала головой Елена Владимировна на взгляд Веры. Из всех учителей у нее были самые лучшие материальные и жилищные условия.
– Мой муж никогда не согласится, ты же знаешь. — А незамужним можно? – поинтересовалась молодая учительница. — Нет, Риточка, — авторитетно заявила завуч. — У тебя зарплата по низшей категории, и какой из тебя опекун – ты еще сама ребенок, с мамой живешь. — Вот мама бы и помогла. — И не думай, не дадут! — Я – в разводе, — напомнила математичка.
— Я тоже, — пожала плечами учительница биологии. Под испытующим взглядом Веры Анатольевны учителя отворачивались. — Значит, это буду я, — сказала она. — С ума сошла? – воскликнула Елена. – Своих детей двое, муж ушел, деньгами помогает, когда в голову взбредет, и такое на себя вешать? — Знаешь, не была бы ты мне подругой… — Вера Анатольевна закусила губы, сдерживая готовые прорваться слова, и под всеобщее молчание покинула учительскую. На следующий день трагедию мальчика-сироты заслонили другие проблемы, которые в школе не переводятся, и никто о Пете не заговаривал.
Миновала неделя, и он опять появился в школе. Накануне Вера Анатольевна собрала после уроков своих семиклассников. — Ребята, — сказала она, — вы все знаете, что у Пети Скорикова умерла бабушка. Больше недели он не посещал школу. Прошу вас отнестись к нему по-доброму. Не расспрашивайте, где он был, лучше просто покажите, что рады его возвращению. — Вера Анатольевна, я могу дать ему тетрадки, переписать новый материал! – подняла руку соседка Пети по парте.
— Молодец, Яна. Это хорошо. Постарайтесь вести себя чутко. Представьте себя в подобной ситуации. У Пети никого не осталось. Только мы с вами. Ей показалось, что мальчишки и девчонки ее поняли, лица стали серьезными. Задумались. Это хорошо. Увидев Скорикова на уроке, Елена Владимировна на ближайшей перемене стала допытываться у подруги: — Ты съездила в приемник, добилась, чтобы ему разрешили вернуться в нашу школу? — Что значит – вернуться? Петю никто не исключал.
Я взяла временную опеку над ним. — Временную? — Петя мне сказал, что такое возможно – до решения комиссии. Он все эти законы изучил. Оказалось, что для установления временной опеки достаточно справки из ЖЭКа, с работы и свидетельства о браке. Объявятся родственники, не объявятся, все равно определять, где жить Пете, будет комиссия по опеке.
— Так он у тебя живет, или у себя? — Конечно, у меня. Они ведь в любой момент могут проверить, прийти ли позвонить. — Ой, Верка, — покачала головой подруга, — взвалила ты на себя… Деньги-то хоть есть? — Есть. Петя мне кошелек свой отдал, в нем две тысячи. Говорит, на еду. — Две тысячи! – усмехнулась Елена. – У меня с собой нет, но завтра я тебе принесу деньжат. — Не надо, обойдемся, — отказалась Вера. — Надо. Тебе сейчас пригодятся. Господи, трое ртов! Честно, я бы так не смогла. — А тебя никто и не заставляет! — Обиделась? Ну, не все такие гуманистки, как ты! У каждого свои обстоятельства.
У меня – муж, сама знаешь, какой. Шаг вправо, шаг влево – только с его личного разрешения. Я ему рассказала, а он: «Это дело государства, о сиротах заботиться». Гнусно, конечно – но он такой, не переделаешь. Да я бы и сама, если честно, не решилась. Только дочку замуж выдала и опять ребенка себе на шею вешать? Чтобы не отвечать, Вера принялась перекладывать тетрадки в стопке, будто искала какую-то конкретную. Елена потопталась рядом и отошла, тихо вздохнув. Назавтра она передала Вере Анатольевне пять тысяч, та их приняла, без лишних слов, просто сказала «спасибо».
Почти ежедневно Елена спрашивала, как Петя. Вера отвечала, что все нормально. Замкнут, конечно, но постепенно оттаивает. С ее детьми поладил, Лешке уроки помогает делать. — Ты – героиня, — не раз повторяла Елена. — Не говори глупостей, — спокойно отвечала Вера. Примерно через две недели, на очередной вопрос Елены о Пете, она вздохнула: — Родственники объявились. Иван Семенович Скориков с супругой. Инспектор из опеки буквально за пять минут предупредила: мы к вам идем.
Петя очень испугался. И было отчего. Я, как увидела этого мужика и его жену! Может, он и не запойный алкоголик, но точно, сильно пьющий. Это ведь заметно – по речи, по движениям. И жена его, судя по лицу, не трезвенница. Кинулась обниматься к Пете, а он не дается, даже оттолкнул ее. Инспекторша так строго на меня посмотрела: мол, в порядке ли у ребенка психика? Я их в комнату пригласила, сидят, а о чем с мальчиком говорить, не знают. Иван Семенович надумал вспоминать, как они с Петиным отцом с тарзанки в реку прыгали в возрасте десяти лет.
Я спросила, как часто он общался с троюродным братом. Скориков ответил, что до пятнадцати лет они вместе проводили лето в деревне, а после виделись всего два раза. А жена его вставляет: «Не смотрите, что троюродные, ближе Коли у Ивана человека не было. А теперь и не осталось совсем никого, только Колин сын, Петенька». Неприятная баба, неискренняя. Петя молчит, не отвечает. А она – забыла, как ее зовут, – говорит: «Пойдем, Петенька, домой». Я смотрю удивленно, куда она его зовет? А Петя прямо так и спросил: «К вам домой? Я так далеко ехать не могу, у меня школа».
– «К тебе домой», — отвечает эта баба, и поясняет, что до решения комиссии об опекунстве они с мужем поживут у него на квартире. Петя, резко так, твердо ответил: «Нет!» Мужик с бабой недовольные, инспекторша давай увещевать, а Петя нагло отвечает – даже не ожидала от него такого: «Я ключ потерял». Тут я решила его поддержать. Сказала, что как временный опекун несу ответственность за мальчика, имуществом его не пользуюсь и другим не позволю.
Инспектор до особого распоряжения ведь тоже не может такого позволить? Использование имущества опекаемого регламентируется законом – я тоже законов начиталась, знаю. Инспекторше пришлось со мной согласиться, и сказать родственникам, что они могут разместиться где-нибудь за свой счет. А если хотят общаться с мальчиком, то я не имею права чинить им препятствия. — Ой, Вер, во что ты вляпалась! — Ты дальше слушай! Эти родственнички начали блеять, что денег у них нет гостиницу снимать, знакомых в Питере тоже нет. Короче, их известят, когда состоится комиссия, они обещали, что приедут.
Сказали, что мечтают стать Пете отцом и матерью! — А вдруг, и правда, мечтают? У них дети-то есть? — Трое. Двое школьники, старший – в ПТУ. — ПТУ отменили. — Да плевать, как называется! Пусть и лицей. По сути-то путяга! Тебе что, не ясно? Своим детям не могут дать нормального образования, и еще одного берут. Для чего? Ответ один, имущество. — Но они ведь родственники… Единственные. — Седьмая вода на киселе. А Петя через полтора года паспорт получит, а через пять с половиной будет иметь право своим имуществом распоряжаться самостоятельно. — Но они ведь все равно не смогут его продать, пока он несовершеннолетний?
— А вдруг они его алкоголиком сделают, или наркоманом, подговорят, облапошат? — Типун тебе на язык… Хотя… Иной раз такого наслушаешься, и понимаешь, что подлость людская безгранична. Так ты что, решилась все-таки? Вера кивнула. — С Сергеем я поговорила. Правда, он на развод подавать хотел, но я попросила подождать немного. Согласился. Обещал дать справку о своей зарплате, и если еще какие потребуются – от врача, или характеристику с работы. — Человек! – изрекла Елена.
— Да, он нормальный. От детей ведь не отказывается, материально помогает. — Ага, пятнадцать тысяч. Тоже мне, деньги! — Треть зарплаты! Сколько может – столько и дает! – отрезала Вера. – А Петя… Ой, ну до чего мальчишка обстоятельный! Вначале убеждал, что один проживет, предлагал иногда приходить, проверять, справляется ли. Но я-то понимаю – мало ли что, вдруг в плохую компанию попадет. Хотя такой – вряд ли. Но ведь и меня проверять будут, значит, надо вместе. Хотя бы пока школу не окончит.
Там уже не так важно, около полугода останется. Будем сдавать обе его квартиры. Деньги от одной – на его житье сейчас, от второй – на книжку. Может, уже вузов бесплатных не станет к тому времени… — Правильно, — кивнула Елена. – А все-таки, вдруг этим, Скориковым ребенка присудят? — Надеюсь, не присудят. — Черт его знает, кто в этой комиссии и что они решат!
— Мир не без добрых людей. У меня соседка – я ее называю «дом советов» – потрясающий человек! У нее масса знакомых и как-то она всегда умудряется помочь. Я ей обрисовала ситуацию, и она вспомнила, что подруга ее приятельницы как раз является председателем этой самой комиссии. Я уже с ней по телефону разговаривала. Вера умолкла, сдерживая довольную улыбку, а Елена поторопила: — И что?
— По закону опекаемый не имеет права выбирать опекуна до четырнадцати лет, но прислушаться к мнению двенадцатилетнего мальчика комиссия может. Конечно, не исключено, что родственники попытаются оспорить решение комиссии, но в таком случае органы опеки выступят в суде от нашей стороны. Мне обещали. — Ой, Вер, даже не знаю, радоваться ли за тебя… Трое мальчишек! Как ты справишься?.. — С Петей – справлюсь. Хоть Юрка на полтора года его старше, но впервые после ухода Сергея мне кажется, что в доме есть настоящий мужчина.
Татьяна Осипцова