Лучшее видео студии Link Top vidio Link 

Творчество юных                    Creativity of the young

Лучшие творческие работы молодежи.

  адрес электронной почты: pushkinec-club@mail.ru

Санкт-Петербург. Это мой город. Это мой дом.

Санкт -Петербург гордая белая птица

Город проснулся с утра полупрозрачным и светлым,
Тысячи просек Петра вымыты ливнем и ветром.
Встали на место мосты, вспыхнули острые шпили,
И закружили, и закружили город петровской мечты.

Санкт-Петербург гордая белая птица,
Санкт-Петербург бронзовый царь и царица.
Санкт-Петербург славы российской столица,
Это частица, сердца частица город наш Санкт-Петербург.

Мимо людей и машин, вдоль островов и каналов,
Мы всё куда-то спешим между великим и малым.
Любим и здесь же грешим верим и рвемся к спасенью,
От поколения к поколенью в городе нашей души.

Город над вольной Невой,
Город нашей славы трудовой.
Слушай Ленинград я тебе спою,
Задушевную песню свою.

Здесь проходила друзья,
Юность комсомольская моя.
За родимый край с песней молодой,
Шли ровесники рядом со мной. 

С этой поры огневой,
Где бы вы не встретились со мной.
Старые друзья в вас я узнаю,
Беспокойную юность свою.

Песня летит над Невой,
Засыпает город дорогой.
В парках и садах липы шелестят,
Доброй ночи родной Ленинград.

Видеоклипы студии «LINK» собравшие миллионы просмотров

Коля

Жил-был Коля. Занятный паренёк. Потёмистый, как называют таких издревле в деревне степенные, наблюдательные старухи, прожившие трудную жизнь. Жил один. В закултыпистом домишке на одной из улиц райцентра. Райцентром деревня стала не сразу, пристёгивали туда-сюда, пока не построили после войны основательные двухэтажные здания райкома, райисполкома и милиции. Коля всегда хмур, сосредоточен, смотрит настороженно, исподлобья и молчит – молчалив он. Когда ещё работал на почте рассыльным, надумал жениться.

Появилась в разжар лета новая письмоноска, (старая заболела) молодая женщина-разведёнка с ребёнком, из глухой деревни. Ничего так бабочка, скромная – хорошая женщина, бывшая учительница начальных классов. Стал Коля к ней присматриваться – довольно продолжительное время. Взгляд его выпрямился, Коля вдруг повёл себя… немного по-другому, как-то мелко, несолидно засуетился, даже чуть заволновался. Ходила Танюшка в светлом линялом платьице, с открытой головою и шлёпках на босу ногу.

Надо было обполкать полдеревни оврагами-буераками, как их здесь называют – ровками, и кривыми улочками, и успеть до темноты. Почти до полдня ожидание и разбор почты – сортировка. Этим и воспользовался Коля. Подойдёт как-то неловко и дышит потихоньку, а то и скажет, ну как ты, Таня, – и стоит. Таня – открытая душа – улыбнётся распахнуто, ответит: да ничего, мол, Коля, всё хорошо, только вот работы много, надо разобраться с газетами да мчаться – разносить вести людям.

И наклонится вновь над жидкой корреспонденцией, чуть задумается, как-то неловко улыбаясь, так, чтобы Коля не видел. Коля постоит и отойдёт. Но кто поймёт, что к чему, когда сердце не властно понимать. Почтальонки-трещётки заметили, конечно, такое дело и принялись потихоньку шептаться и хихикать. Танюшка выбрала тактику умолчания деталей и даже пыталась сдерживать натиск товарок по ускорению хода событий. -Да что вы, девчонки, бросьте, не трогайте Колю, — старалась говорить она серьёзно, но смешливость брала своё, и она, неожиданно для себя, прыскала на сторону.

Насмелился Коля, подождал вечером Танюшу у почты, пригласил в гости в свой дом. Таня согласилась. Купил шампанского, цветов полно дома, растут дуром под окнами в огородчике, вместо редьки и лука. Истопил баньку, всё как положено, цветы, шампанское – на стол. Таня шампанского бокальчик выпила, закусила шоколадкой, но в баню идти почему-то отказалась. Мало того, ближе к полуночи пожелала идти домой. Коля попытался привлечь её на диванчик – посидеть.

Она согласилась. Коля выключил свет в зале, на кухне оставил. Телек приглушенно бормотал о новом мышлении, трещал автоматными очередями и грохал взрывами. -Коля, сколько тебе лет? – спросила в полумраке молчаливая Таня. -Тридцать, — маленько соврал Коля, — а чё? -А почему ты до сих пор не женишься? Коля молчал. -Тебе хорошая женщина нужна.

-А ты? – Коля обнял Таню. И повалил не скоро на диван. – Танюша… — Хорошо и грустно. Коля уткнулся носом в тёплое плечо. Таня полежала под Колей немного, молча, высвободилась из объятий, встала. И тихо вышла из зала, кухни, сеней… И промелькнула светлым пятном под окном. Коля подумал, напружился и решил жить дальше. Утром Коля развёз бумажки надлежащим адресатам и теперь томился в ожидании новой команды. Потом его толкнуло.

При почте открыли, прям за барьером, где оказывались всякие почтовые услуги, — лоток с парфюмерно-гигиеническими мелочами. Всем этим заведовала тётя Мотя. И Коля двинул туда. -Что это ты, Коля, жениться надумал, духи берёшь? -А тебе-то что?! Может и надумал! – упёрся Коля сухими глазами в пожилую женщину. -Да нет, ничего, бери.

Я-то тут причём, — ответила тётя Мотя и подала маленькую стекляшку. -Вот так-то будет лучше, — обернулся, посмотрел строго Коля кругом – на притихших посетителей – расплатился и вышел.         В тёмном коридоре остановился, сказал себе: «Стоп, Андроп!» — и не пошёл к Танюшке, а завернул к мужикам-связистам, сел в свой (Колин) угол и стал смотреть, как они хлопают козлиными костяшками по гетинаксу столешницы – никто и не заметил его прибытия. Коля крепко задумался.

Так-то, если подумать, будто мир добр и пушист, что некому было притиснуть в закутке к стенке Танюшку — кругом ведь простые, славные ребята, некоторые не женаты, да и не перевелись ещё ловкие здоровые мужики! Может, и были шутейные попытки, но вот так, как-то обходилось: толи лень уж совсем непроходящая, навеянная зноем, толи другие правила уже работали, иль методы изменились – неведомо.

Но, тем не менее, никто к Танюшке претензий на намерения не имел в этом здании: почта + узел связи. Но это так, к слову. Погода, однако, не менялась, жара стояла вторую неделю. Жужжали вяло на пыльном окне жирные мухи,  и даже не стучали пластмашки; послав всех и вся, дремали мастера столбов и проводов – послеобеденное время.  Коля встал, вышел из здания, сел на свой велосипед и поехал. Коля знал, по какому маршруту ходит Танюша.

Он прикинул по времени, когда она будет проходить по этой единственной тропинке – там-то он и поговорит с ней основательно. Что-то последнее время стал замечать, какая-то грустная ходит Таня, исчезла её открытость, чешет, глядя под ноги, никого не замечая. Сумка тяжёлая, а она хрупкая, волосы выгорели, и лицо потемнело, видно, от загара. Коля катил не спеша по улице имени писателя Л.Толстого, спустился с горочки, тут улица и закончилась, начались ровки с крапивою-лебедою и другим дуроломом.

Зной проник и сюда, в высокие застойные травы, духота стояла нешутошная, невзирая на присутствие реки. На реке плюхались, кричали, но до неё было не близко, и тропы, пролегавшие к воде, проходили мимо, тут же безлюдно, спокойно. В эти места и прикатил Коля, продравшись по узкой дорожке, толкнул  велосипед вглубь дуростоя — он так и остановился на ногах.

И присел. Поправил кепку, пригладив по материи, как теперь для него вновь выяснилось, больную голову, и подзадумался. О голове. Недавно его самого вызвала бумажка в поликлинику, на освидетельствование, как значилось в ней. «Какое ещё освидетельствование? Зачем? Я вам покажу, как меня беспокоить!» – так тогда решил Коля, и поехал утром пораньше на край села в березняк.

В коридоре было полно народу. Коля дождался свой очереди. Доктор встретила радушно, и пыл Коли как-то сам собою улетучился. Любовь Серафимовна разъяснила, что в поликлинике нет такого оборудования для точного диагноза и поэтому надо ехать в область, говорила она бодро и весело, черкая на бумажке. -А зачем в область-то?

Здесь напиши, что всё нормально. Мне на работу надо, а то опоздаю. -Видишь ли, Коля, ты же знаешь, раньше мы так и делали, но сейчас условия изменились, — Любовь Серафимовна несколько двинулась к Коле дородным телом, — здесь нет таких приборов. И нужно в область! Там всё решают, — она толкнула бумажку, — вот тебе направление, печать поставишь в регистратуре. Коля не понял, но спорить не стал. -Где же теперь я деньги возьму?! – посмотрел он на доктора.

Любовь Серафимовна писала, уткнувшись в мед.карточку, но плечами пожала. В карточке Коли, конечно, не значилось, что на него накатали заявление. В заявлении обращалось внимание на неадекватность его поведения по отношению к товарищам по работе. Начальнику почты понадобилось пристроить сильно беременную сноху на службу — пред родами. Конечно, не телеграммы развозить на велосипеде, но, с помощью комбинации перестановок, усадить бухгалтером в кабинет.

Так длинно гласила народная молва. О деньгах сейчас и думал Коля. Он уже смирился с необходимостью и поездки, и ненавистного освидетельствования. Кто-то неподалеку продирался сквозь дурман, потом тихо пошуршал травою, похрустел сухими бодыльями, и затих. «Может, скот какой? Так он себя ещё проявит», – подумал Коля. Он сидел на отлоге ровка, и тропинка, спускавшаяся на дно, хорошо просматривалась. Пыхтения и причмокивания не слышалось.

«Верно, залёг в тени дремать, в такой духоте — скот, что возьмёшь…». За бугорком мелькнула светлая головка Тани. Вот она, красавица, в своём платьишке. Таня уже поднималась из ровка, и тут вскрикнула, и исчезла. Коля привстал, вытянув шею, но…решил подождать внизу, только посильнее сжал в кармане пузырёк с духами. Там раздавались вроде как сердитые, но, на поверку, радостные, негромкие звуки: женский и грубый, другой особи, обсуждавшей проблему.

Там шебуршали, хрустели, хихикали, возились, и пыхтели. Коля обострил слух, замерев совсем, он и дышать перестал. А рядом усиленно дышали, как будто кто пёр в ночи куль с зерном со склада домой, и даже мычали. Не скоро, но раздались стоны, ещё, и ещё. Женский голос тоненько вскрикнул – и все звуки стихли. «Так вот это… как бывает!» – осознал Коля. У Коли онемели ноги, он сидел на корточках, склонив голову, встать уже было невозможно. Опять негромко, раздельно заговорили, и мимо пошла Таня с сумою.

-Дилинь-дилинь, вставай! – проговорил бодрый, громкий голос, — дилинь-дилинь, пора уже! -А я не сплю! – с нарастающей интонацией отвечал ему другой, ещё бодрее и громче. Всю эту тираду Коля выслушал уже на спине, он откинулся назад, чтобы подальше от тропки. Кто-то большой и тяжёлый чухнул по бурьяну к кустам. Танюшка, обернувшись, засмеялась вдогонку.

-Коля? — Таня, наклонившись, заглянула в заросли. Такой прозвон на мобильном был только у Коли. – Коля, выходи, я знаю – это ты, — добавила она так же негромко и сошла с тропы. -Ты подсматриваешь? Подслушиваешь! – сказала она строго. -Да я… я случайно, я только хотел поговорить с тобой.

А я ничего не видел, ничего не слышал! – вдруг выговорил быстро Коля, и это было на него не похоже. Коля попытался подняться, но Таня стояла рядом, совсем близко, он так и откинулся, и лежал пред нею раскоряченным, а она стояла над ним – худенькая, тонкая – голая – на фоне синего безоблачного неба. Коля зажмурился. Когда он открыл глаза, на месте Тани зияла пустота, только невесть откуда взявшийся ветерок шевелил дряблые листья лопухов.

А может они трепетали от внезапного, как всегда, тихого ухода женщины. Утром Коля пошёл к своему начальнику. -У себя? – спросил секретаршу, отбеленную выдру. Коля не здоровался с секретаршами. -А тебе ещё зачем? – смерила она Колю взглядом, отведя помаду от губ. -Не твоё дело. Здесь он? -Пх-сси! Да заходи, пижалуй-ста. Начальник почты, здоровый, как сутунок, несколько вялый, наклонив голову набок и подставив руку, внимательно выслушал Колю. -Понимаешь ли, брат ты мой, денег нет, — сказал он важно, встал медленно с непроницаемым лицом, зашёл за спину Коли.

      «Что это он?» – оглянулся Коля, да так и остался сидеть — наизворот. Начальник взялся за спинку стула, смотрел в окно, вдаль. – Сам сижу без денег, живём на пенсию родителей. «Врёшь, сука». -Смотри, что там творится, — он направил толстый палец в потолок, — а ты, говоришь, деньги…  Сходи в администрацию. Сходи в пенсионный фонд – ты же пенсионэр!

Скажи, особый случай, может, сколько дадут. Хотя… ну да ты пойди, пойди! И пошёл, и покатился Коля, стиснув зубы, по инстанциям… Его погнали по второму кругу. Особенно допекла одна дамочка, крашеная, тоже худая, собиралась уходить, укладывала на столе бумажки, прищурив глаз, на Колю – ноль внимания. -Я же Вам сказала уже: деньги из областного бюджета не поступают  третий месяц. Что Вам ещё не понятно?!

— И она принялась рыться в сумочке. -Но я то пенсионер. -Тогда зачем Вы сюда пришли? Идите, вон, в пенсионный… или ещё, не знаю куда. Коля там уже был. Ему посоветовали сходить к зам.Главы по социальным вопросам. Коля решил сначала заскочить на работу. -О! Явился, не запылился, Коля, тебя Николай Еремеич ищет – зайди к нему, — протараторила почтальонка Галка. Танюши уже не было. Коля побрёл наверх. -Ну-у, что ж ты, брат ты мой, говорят, плохо службу несёшь? Четвёртый день тебя нет.

Правда ли это? — завёл свою шарманку начальник. -Так Вы же знаете, Николай Еремеич, я деньги хочу получить, чтобы ехать, а телеграммы доставляю вовремя – Матильда Петровна мне звякнет, я сразу и еду. -Так-то оно так, но надо всегда быть на месте, мало ли что, почтальонам помочь или ещё что – дел хватает. Да ты ещё на обследование собираешься, а ну как снова около недели проваландаешься. Что я буду делать? Замену искать? – начальник внимательно посмотрел на Колю.

-Не знаю, Николай Еремеич. -Все вы ничего не знаете. Ну ладно, ступай, Коля, ступай – разберёмся, — Коля вышел, — без тебя. Повстречал Танюшу Коля в укромном переулке, среди зарослей кустов ждал со своим верным другом, Таня ещё издали заметила Колю на дороге, нахмурилась, замкнулась. -Что хотел, Коля? -Поговорить надо. -Говори. -Таня, выходи за меня замуж. Что было… -Нет, Коля! – воскликнула она тихо, с болью, которой Коля ещё не слышал.

– Ты хороший парень. Тебе другая женщина нужна. Коля смотрел на руль, не отрываясь. Молчал. -Прости, Коля, мне работать надо. И Таня вышла из зоны видимости. К зам.Главы Коля попал не скоро. Пошёл к ней накалённый, тоска смертная так и ела мозг, изымала душу – болело в груди, Коля утром видел Танюшу издали. Галина Петровна на этом посту трудилась второй год, до этого пребывала в ранге главного врача райбольницы. Взглянув на её крепкую фигуру, Коля попытался представить её в бане, на свадьбе племянника…

И мелькнуло, как этот известный человек в области сиганул в кусты… И не мог увидеть — пред глазами стояла Танюша.         В молодости-то замша была хороша! Быстро созрела. Коля тогда ещё бегал с пацанами на рыбалку, а она загорала с парнями на Алее. Замуж вышла за приезжего ухаря-прораба. Хотя, какой он приезжий, из одного района.

Вместе учились в Н-ске. Галина Петровна говорила по телефону, Коля взглянул ещё раз на неё, она улыбнулась, кивнула, мол, сейчас. «Все они улыбаются…, – подумал Коля, — наверное, с депутатом говорит. О чём можно теперь говорить? Поезд ушёл.» Коля держался из последних сил. -Ну что опять случилось? – спросила Галина Петровна, взглянув на осунувшееся лицо Коли. -Нужны деньги на дорогу в Б-л, на обследование. Везде был, никто не даёт, — сказал Коля заученно.

Галина Петровна сразу посуровела, и из врача трансформировалась в зам.Главы района по социальным вопросам, даже поправилась в кресле, положила руки на стол и сказала строго, небрежно: -А где я тебе возьму?! Рожу, что ли?! Так я уже не в том возрасте, — она скривила губы в усмешке, — ходят, ходят… Что, от меня зависит?! Черти! -Я сказал – деньги!

Покуда не дашь команду, не уйду отсюда! – вдруг… сказал Коля. -Что?! – усмехнувшись, молвила тихо заместительша, -Ты – угрожать!? Мне?! Да знаешь, где ты сейчас будешь, дебил?! — голос её окреп и достиг больших высот. Под Колей треснул и развалился стул. Он отполз на карачках, глядя сквозь обломки на пол. Пол, вроде, был цел. -Ты снова?! – воскликнул Коля на коленях. В его сознании промелькнуло: кабинет, люди в белых халатах, «дебил» её голосом из-за двери.

-Да знаешь, ты, лахудра! Да я вас всех! – крикнул Коля уже на ногах. Заместительша закудахтала… Хотела даже встать. Коля не стал ждать, когда накатит – знал по опыту – вышел быстро из кабинета, прикрыв рот и нос рукою. И пошёл домой. На полдороги вспомнил о велосипеде, махнул рукою и ещё быстрее зашагал вдоль улицы. Коля решил: ни на минуту, ни на секунду не откладывать возмездие. Он заметался по двору: что? топор, вилы, пика? Не пойдёт! Это уже было.

На ум упала граната. Вот она лежит в укромном месте: рифлёная, с железной блестящей ручкой! Коля схватил. «Разорву, ****ей! Всех!!!» Засунул в карман и, набычившись, двинул в центр. Навстречу промелькивали, потея, редко-удравшие на обед люди. «Пусть их! — беззлобно думал Коля о прохожих. — Только бы успеть, успеть захватить крысу в норе», – без конца повторял Коля. Он почти бежал. Вознёсся на второй этаж. Секретарша не успела открыть рта, Коля левой дернул ручку первой двери, расхлобыстнул вторую — ногой, выхватил …

 «Вот она, святая минута! Для этого и стоит жить!» — …выхватил оружию – бледный – поднял над головою. И открыл рот для… У окна сидел представительный мужчина крепкого телосложения. Буркин Иван Петрович, муж. Женщина вскочила, раскинув руки, в глазах плеснулся ужас, она заблажила так, поминая Ваню, что Коля вздрогнул. Буркин дёрнулся, привставая. -Сидеть! Я сказал — сидеть!!! В приёмной, как будто, без карканья, заметалась большая чёрная птица, круша всё на своём пути.

Муж опустился на своё место. Лицо его слилось с полуденным светом за окном, только глаза чудно сверкали, и руки лежали на коленях, как у примерного пионера. Коля обвёл взглядом женский кабинет: на стене плакатный портрет Б.Н.Ельцина, люди, двое. -Ну, чё, обосрались?! То-то! – сказал Коля и усмехнулся. И повернулся, и вышел вон. В разгромленной приёмной тихо и безлюдно.

  «И так, оказывается, бывает».         Велосипед стоял у заборчика, Коля сел, и — счастливый — покатил домой. Никто не знал об этом лёгком происшествии. Пока. Коля знал, что спокойно успеет ещё поесть. Так, огурчик с хлебом-солью. И будет ждать. Дома. Никуда не пойдёт, не поедет, не побежит. Зачем теперь? Через сколько все очухаются, интересно? Скорее всего через час, не раньше. Коля угадал. Он закрыл дом на замок. Они, сердито гудя, подъехали: на трёх, полосатых, рыдванах.

Со скрежетом и скрыпом – у калитки. И толпою, толкаясь, в касках, бронежилетах, с автоматами – брать террориста-одиночку. Коля сидел в ограде под навесом на чурочке, на которой рубил дрова, не курил. Он вообще не курил. Менты крикнули: -На землю! Лежать! – Толкнули, навалились кулём, завернули Коле руки за спину. Пыхтя, защёлкнули наручники, подняли, поволокли за ограду, в улицу. В машине спросили: -Где граната? -Выбросил. Да это и не граната.

-Это мы ещё разберёмся, — сказал старлей Петька-«Маргарин», сопливый односельчанин детства. Посадили в «трюм» – камеру в подвале. Началось разбирательство, возили на место, где Коля выбросил, по дороге домой, ротор генератора своего утильного «ИЖа» – поверили. Вышел Коля на свободу на третий день – без последствий. Зашёл, не спеша, на службу, тут его и настигла весть: от работы отстранён, за него бегает теперь Верка-модистка. Коля не поднялся к руководству.

Он устал, он сильно устал. Через две недели воткнули Колю от биржи в коммунальное хозяйство – мести улицы. Вот тут-то и подвернулся вертлявый корреспондент местной газеты, принялся расспрашивать, заглядывая в глаза, поддакивать, пуская слюну, и строчить в свой перекидной блокнот. Читал потом Коля эту хрень в газетке: себя не узнал, завернул писака куда-то не туда, напустил туману – не поймёшь, кто что делал, и зачем. Да ну их всех, шелкопёров – больше никого не подпущу… фельетонистов.

 Ещё допытывался, слюнтяй, ездил ли на обследование. Твоё какое дело? Ездил я или не ездил. Может, и ездил, а может, нет, тебе-то… Ну, есть у меня справка, давно – с меня взятки гладки! — Коля усмехнулся. — Лезут всё, любопытные козлы! Коля сильно осерчал. Даже сел на велосипед и поехал за хлебом. Выезжая из переулка, не заметил, как откуда-то сзади вывернулась чёрная «Волга», прёт на него внаглую, притёрла к луже.

Коле деваться некуда, въехал: башмак, низ штанины – мокрые. «Волга» остановилась на площади, из неё вышел Буркин, важный весь, и прошествовал, ни на кого не глядя, в сторону магазина. -А! Так! Счас ты у меня попляшешь! Ещё не так! Коля подкатил к машине, долбанул с размаху кулаком по крышке багажника, и ещё. Загрохотало. Буркин оглянулся. Коля засмотрел по сторонам,  хотел ещё половчее чем-нибудь садануть. -Ты что там делаешь!?

Подонок! А ну-ка отойди от машины! Коля стоял одной ногой на земле, ждал. Буркин подошёл – статный, здоровый. И неожиданно взял Колю за грудки, (Коля почувствовал, что жизнь его теперь находится в крепких руках начальника) тряхнул, как следует, и с отвращением ударил по скуле, так, что свет в Колиной голове погас – и пихнул от себя. Коля полетел вместе с велосипедом в пыль площади. -Ещё раз увижу у машины, башку отшибу совсем!

— Зло и назидательно сказал Буркин, и присмотрелся к лежавшему. Коля пошевелился, встал не сразу, бледный… -Ах ты, гад! Ещё бьёшь?! – Коля сгрёб присутственный гравий и запулил в злодея, Буркин пригнулся, камешки застучали по машине. Коля присел за второй порцией. Вид у Коли неприглядный: губы тряслись, глаза мутные, всего его колотило. Верно, он ещё что-то кричал… Люди наблюдали издали. Буркин встал за машину, оставив действия, искоса поглядывая на облицовку.

Коля постоял-постоял, выпустил камешки, отряхнул штаны, сел на велосипед и поехал прочь. Пришла повестка из милиции, на ногах и в лице молодого незнакомого милиционерика. -Давай, Коля, держись, — сказали хмурые, небритые мужики на работе. Начальник милиции, Пётр Сергеевич, родом из села с соловьями, решил разобраться с нарушителем спокойствия лично. -Что ты, Николай, снова бузишь? Как будем решать вопрос с товарищем Буркиным?

Всё молчишь, — начальник хмуро смотрел на напряжённого Колю. Достал из папки бумажки. – Вот здесь заявление и заключение экспертизы на порчу машины. Коля взглянул на майорские погоны. -Какую ещё порчу? -Здесь написано, что ты сильно испортил машину: облицовку, стекло там порепал… -Вот гад-то, нашёл экспертизу?! Я только рукой хлопнул пару раз. -Ремонт встал … на такую-то сумму. -А у меня справка есть, — Коля достал из кармана рубахи бумажку и уткнулся в неё.

– О нанесении…(«лёгких» он пропустил) телесных повреждений в области лица, с последующими…, — запинаясь, читал Коля. Майор протянул руку. -Дай-ка, — посмотрел на справку продолжительно, повертел, заглянул на оборотную сторону. – Ну, это меняет дело. Пётр Сергеевич посидел, долго подумал. В школе он учился тоже… туго, умудрялся в своём имени делать две ошибки. -Как ты думаешь, Николай, если я тебя не накажу, как на это посмотрит Буркин, что он ещё предпримет? – сказал такое неожиданное  начальник.

-Да он трус! И баба его. Обоих понос прохватил, три дня на работе не были, — выпалил Коля. Пётр Сергеевич вытаращил на задержанного усы, и стал похож на небольшого обиженного моржа, у него даже волосы на голове пошли в дело. -Да ты не очень-то тут… храбрись, — сказал строго майор, — а то я тебя,  вон, снова закрою. Коля молчал. -В общим, сойдёмся так: я тебя наказал вот штрафом, — Пётр Сергеевич нацарапал на квитанции, — заплатишь на почте. -За что? – возмутился Коля.

-Ну-ка, мне, тихо! У тебя «Москвич»? Как бегает, нормально? «Права», номера, всё как положено?– Пётр Сергеевич встал, глядя на Колю, подал квитанцию. — Ну ладно, Николай, давай!

      Коля, не убавляя глаз, вышел за дверь. А потом и из здания милиции.  Майор стоял у окна, засунув руки в карманы и выпустив пузо, долго смотрел на площадь с магазинами, и дальше, на горы. Что он там видел? О чём думал? Кто его знает… Танюшка вскоре исчезла, уехала в свою Ворошиловку. Там родила от заезжего армяна Зазы («А, может, это любофф?» – как говаривал Толик Аликин, один из ловких ребят на селе), родила через положенное время, и живёт теперь с двумя детьми и дедами на хуторе безвылазно. Заза трётся поблизости (не привязан, а повизгивает), строит двор для ЗАО или ОАО… Кто теперь их разберёт?

      Коля не интересуется. А если где и услышит что о ней – промолчит. И живёт дальше. И принялся Коля жить дальше.

Василий Поликарпов