О любви немало песен сложено  

Только раз бывает в жизни встреча

Катюша

Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша,
Hа высокий берег, на крутой.

Выходила, песню заводила
Про степного, сизого орла,
Про того, которого любила,
Про того, чьи письма берегла.

Ой, ты песня, песенка девичья,
Ты лети за ясным солнцем вслед,
И бойцу на дальшем пограничье
От Катюши передай привет.

Пусть он вспомнит девушку простую,
Пусть услышит, как она поет,
Пусть он землю бережет родную,
А любовь Катюша сбережет.

Еще раз про любовь

Другой

Никто точно не помнил, как он появился у них в деревне. Худощавый, с тонкими, ненаработаными руками, с вечно-дымящей сигаретой в зубах. На вид ему было около двадцати пяти, но в деревне люди болтали, что поболе. Жил он во времянке у бабы Кати. О себе много не рассказывал, дружбу особо ни с кем не водил, но умел интересно и грамотно говорить.

Зимой он запирался во времянке и не выходил оттуда по два дня. На двери комнаты он вешал табличку „Не беспокоить“, и бедной бабе Кате оставалось лишь догадываться, чем занимался в эти дни ее странный постоялец. Летом он помогал по хозяйству, колол дрова, носил воду с колодца, а потом, прихватив большую дорожную сумку, уходил далеко в лес или на реку и приходил заполночь. Сердобольная баба Катя варила ему сытные борщи, а по воскресеньям баловала блинами.

— Ну что с ним поделать,- вздыхала она местным кумушкам,- Он другой… Так его и прозвали в деревне „Другой“. Раз в два месяца Другой обязательно уезжал в город на два-три дня. Ранним утром он выпивал стакан горячего сладкого чая, перекидывал свою замусоленную огроменную сумку через плечо и бодрой походкой выскакивал из дому. — Милок, опять в город? И что ты там возишь в энтой своей сумке?- интересовалась баба Катя. Но постоялец отмалчивался.

— Баб Кать, так ты загляни как-нибудь в его комнатушку! Вон твой Другой опять в лес подался.- часто советовала соседка Люба. Бабушка недовольно поджимала губы и нервно теребила в руках поясок своего цветастого халатика. — Может он наркоман какой! Щас нельзя людям доверять. Твоя же хата, зайди да глянь,- подливала масла в огонь Любаша.

— Нее, Любаня, комнату он запирает, а ключ с собой уносит. Да и не смогу я так, совестно. — Ну гляди, как бы он тебя не поджег ненароком. Смолит и смолит эти сигареты. Да такие дорогущие, мне мой Федька говорил,- вставляла соседка. — Ты б, Любаня, домой шла,- спокойно отвечала баба Катя,- Он у меня не первый год живет и в энтом деле очень порядочный. Неугомонная Любаша, уперев руки в бока, не унималась:

— Ох и баба Катя… Гнала бы ты его! Краску с ацетоном поди нюхает, от его двери так и разит! Старушка поправляла чисто-выстиранный белый платок на седой голове и, прищурив один глаз, насмешливо спрашивала: — Любка, чай, завидуешь ты мне? А? Постоялец мой смирный, не пьет, денюжку за комнату вовремя платит, а что вот такой другой- да бог с ним! А чего ты это под его дверями околачиваешься? Иль глаз на него положила? Федька-то твой вон уже какой день не просыхает!

Соседка лишь хмыкала и демонстративно хлопала скрипучими дверями до следущего раза. Так бы и жили, если бы не приехала в тот год летом в их деревню председательская племянница погостить. Девушка молодая и красивая. На фоне деревенских девчонок выделялась ее точеная фигурка, тонкие черты лица, и кожа — нежная, фарфорово-белая. „Городская,“- шептались бабы между собой, оглядывая короткую джинсовую юбку. В жаркие июльские дни вся деревенская молодежь спасалась на речке.

Ребятишки на велосипедах  лихо катили по пыльной просёлочной дороге, гремя баклажками с водой, босые девчонки неторопливо шлепали по обжигающему асфальту, то и дело смеясь и толкаясь. Возле председательского дома затарахтели мотоциклы. — Светка, бери свою городскую сестру и поехали с нами купаться! Председательская дочка слыла в деревне первой красавицей и заводилой, ее по- настоящему уважали и любили, потому что не гордилась она своим „званием“.

— Сейчас! Только купальники наденем! Лерка, собирайся! В такие невыносимые знойные дни на реке было многолюдно, шумно и весело. Он сидел на другом берегу, изредка поглядывал в сторону галдящей ребятни и умиротворённо любовался пейзажем. Крутой берег, частично заросший камышом и осокой, пара березок, склонившиеся над зеленоватой водой, шумно преговаривались листвой, а под их кронами желтели кувшинки. Другой перевел взгляд  на насыпной песчаный берег и сразу заприметил стройную фугурку незнакомки.

Она выделялась из толпы своей сдержанностью и некой отстраненностью. Ему неожиданно остро захотелось к ней подойти и заглянуть в глаза. Он отложил в сторону лист бумаги и карандаш, разделся и с разбегу нырнул в освежающую воду. Другой уверенно плыл к берегу, не спуская взгляда с новенькой. — Опаньки, какие люди! — крикнул кто-то из парней .

— Другой, пошли к нам!- подхватил еще один. Незнакомка оглянулась и заинтересованно посмотрела в его сторону. Капли воды стекали с его волос и струйками бежали по мокрому телу. Их взгляды встретились. Не обращая внимания на гогот и дурацкие насмешки, Другой молча поманил ее рукой. Девушка озадаченно взглянула на улыбающуюся Светку, потом перевела  взгляд снова на него. — Вы меня? – тихо спросила она. Другой лишь утвердительно качнул головой.

— Лерка, ты не бойся, он ничего не сделает,- спокойно сказала председательская дочка.- Он так, поглядит и отпустит. Он же другой! Девушка неуверенно поднялась. — Так тебя Лера зовут?- одними губами спросил Другой. — Лера. — Красивое имя… А ты надолго сюда? — Не знаю, как понравится. — Здесь красиво. Природа завораживает. — Да, я тоже люблю свежий деревенский воздух. Здесь всегда весело. Они медленно пошли вдоль берега реки и незаметно друг для друга разговорились, как старые, добрые друзья.

Лера совсем забыла спросить его, зачем он ее подозвал, а Другой говорил и говорил. Он завораживал мелодичным голосом и увлекательным рассказом. Она смеялась над его остроумными шутками и полностью доверяла ему. — Ты придешь сюда завтра?- вкрадчиво спросил Другой. — Завтра? Я не знаю. А нужно? Другой взял ее за руку и, переминаясь с ноги на ногу, неожиданно громко ответил:

— Да, мне нужно, чтобы ты пришла. Я хочу тебя нарисовать. Лера смотрела на него немигающими глазами. — Нарисовать? Меня? Другой молчал. Она внимательно смотрела на него: прямой нос, мужественный подбородок и черные, задумчивые, немного печальные глаза. Леру охватило непонятное, сродни  материнскому инстинкту, чувство к этому незнакомому человеку.

— Ты художник?- спросила она после недолгой паузы. — Да, я рисую,- коротко и немного холодно ответил Другой. — Ну, хорошо, я приду. Он нахмурился, отпустил ее руку и резко бросил: — Только не надо делать мне одолжения. Если не хочешь, не приходи. — Я приду. — Другой — художник?!- Светка выпучила глаза и присела на краешек стула.- Не может быть! Это он тебе сказал?

— Да, сказал, что хочет меня нарисовать. — Лерка, правда чтоль? — Свет, ну зачем мне врать,- обиделась девушка. Светка присвистнула. — Ни фига себе, живет у нас в деревне художник  уже третий год, и никто об этом не знает. А тебе, раз, и сказал… Лера пожала плечами: — Вы, наверное, не интересовались им, не спрашивали,- она помолчала и задумчиво добавила,

— И по-моему, он видит мир не так, как все… Они вошли в его светлую просторную комнату, в которой царил творческий беспорядок. Повсюду стояли баночки с красками, незаконченные этюды, сломаный мольберт, а на полу валялись наброски карандашом, кисти и мелки. Другой повесил свою знаменитую табличку на двери для быбы Кати и плотно прикрыл двери. Лера остановилась у портрета женщины в глухом черном платье с грустными глазами и опущенными уголками рта.

— Это моя мать,- сказал Другой недожидаясь вопроса,- Она умерла. Давно. — Ты ее очень любил? — Я причинил ей очень много боли. И с этим буду жить всегда. Лера сочувственно погладила его по плечу. — Я уверена, она тебя простила. Он благодарно улыбнулся и указал на небольшой диванчик, на котором лежала куча маленьких подушек. — Садись вот сюда, только поудобнее. Лучше всего облокотись на боковушку дивана.

— Так? – спросила Лера. Другой отошел на пару шагов, недовольно поморщился и сказал: — Нет, лучше сложи руки в локтях, опусти их на подушку перед собой. Так, уже лучше. Теперь голову поклади на руки. Отлично,- он сделал шаг назад и философски подпер рукой подбородок,- Ноги вытяни. Или нет, одну ногу согни в колене. Хорошо. Стоп. Подожди-ка. Он осторожно дотронулся до ее колена. Лера вздрогнула. Другой подмигнул девушке и повернул ее ногу так, как ему было нужно.

— Вот так. Теперь сиди и не двигайся. Я сделаю набросок. — Совсем не двигаться?- испугалась девушка,- А если я чихну или у меня нос зачешется? Он рассмеялся. — Чихать разрешается, только очень осторожно. Другой наглухо задернул шторы, приглушил тряпкой свет настольной лампы и навел его на лицо девушки. Он затушил недокуренную сигарету, размял свои тонкие пальцы, сел на табуретку напротив и серьезно поглядел на Леру. Девушка еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться, так пристально и изучающе на нее еще никто не глядел. Художник опустил голову и сделал первый штрих.

Лера проснулась от запаха полевых цветов, лежащих на подушке. Она открыла глаза и недоуменно огляделась. Другой сидел вполоборота за столом и курил, пуская дым под потолок. — Я что, уснула? – тихо спросила девушка. Другой повернулся к ней и по-доброму улыбнулся. — Задремала. Лера осторожно поднялась, взяла букет в руки и поднесла к лицу.

— Красивые. Который час?  Меня, наверное, потеряли. — Ты проспала совсем недолго. Но этого времени мне хватило. Я нарвал тебе цветов и нарисовал твой портрет. Держи.    Через много-много лет она получила странное письмо без подписи и обратного адреса. „Милая  Лера! Милая, славная, моя девочка, я так и не смог тебя забыть. Столько лет прошло, а я до сих пор помню о тебе.

И твою родинку тоже. “ Она задумчиво посмотрела в окно, потом перевела взгляд на небольшую картинку в рамке со спящей девушкой на подушках и невольно потрогала пальцами крупную родинку на своем  плече.

Елена Прегер