О любви немало песен сложено
Белые розы
Hемного теплее за стеклом, но злые моpозы,
Вхожу в эти двеpи, словно в сад июльских цветов.
Я их так хочу согpеть теплом, но белые pозы,
У всех на глазах я целовать и гладить готов,
Я их так хочу согpеть теплом, но белые pозы,
У всех на глазах я целовать и гладить готов.
Белые pозы, белые pозы, беззащитны шипы,
Что с ними сделал снег и моpозы, лед витpин голубых.
Люди укpасят вами свой пpаздник лишь на несколько дней,
И оставляют вас умиpать на белом, холодном окне.
А люди уносят вас с собой и вечеpом поздним,
Пусть пpаздничный свет наполнит в миг все окна двоpов.
Кто выдумал вас pастить зимой, о, белые pозы,
И в миp уводить жестоких вьюг, холодных ветpов.
Кто выдумал вас pастить зимой, о, белые pозы,
И в миp уводить жестоких вьюг, холодных ветpов.
Белые pозы, белые pозы, беззащитны шипы,
Что с ними сделал снег и моpозы, лед витpин голубых.
Люди укpасят вами свой пpаздник лишь на несколько дней,
И оставляют вас умиpать на белом, холодном окне.
Майский вечер
Дождь, по окнам дождь,
И белый снег растопил апрель.
Ждёшь, чего ты ждёшь,
Весна в твою постучалась дверь.
Капризный май и тёплый вечер,
Весенний луч согреет встречи,
Мою любовь к тебе навечно.
Пусть сохранит наш майский вечер,
Наш тёплый вечер.
Ночь, седая ночь
Уходишь ты, уходишь рано,
Но моей любви
Свой холод звёзд дарить не надо.
Капризный май и тёплый вечер,
Весенний луч согреет встречи,
Мою любовь к тебе навечно.
Пусть сохранит наш майский вечер,
Наш тёплый вечер.
Капризный май и тёплый вечер,
Весенний луч согреет встречи,
Мою любовь к тебе навечно.
Пусть сохранит наш майский вечер,
Наш тёплый вечер,
Наш тёплый вечер.
Другая планета
Одним тёплым июньским вечером отправился я в гости к моему другу Вовке. Он старше меня всего лишь на полгода, а уже в пятом классе. Живёт он совсем рядом — в соседнем доме, через дорогу. Я всегда ухожу к нему, когда мой отец напивается до чёртиков. Вовкин батя тоже, конечно, любитель «поправить здоровье», только он, когда жбанчик дерябнет, становится очень весёлым и добрым, или засыпает мгновенно, в отличие от моего отца, бегающего по дому с топором и раздающего тумаки и матюги то налево, то направо. Хотя, не про него сейчас речь.
Так вот, подошёл я, значит, к Вовкиному дому. Живут они, прямо скажу, не очень – не целый дом у них, а лишь половина, да и то очень низкая, будто бы в землю вкопанная. У нас тоже, конечно, половина, но повыше, да и не такая трухлявая. В прошлом году, весной, была у родителей Вовки возможность продать свою развалюху, добавить денег и купить нормальную квартиру. В то время вся страна, как сумасшедшая, играла в лотерею.
Мои родители тоже на это дело подсели, только, к сожалению, сколько не пытались, так ни разу ничего и не выиграли. Вовкиным же, как назло, повезло. Об их выигрыше (а по тем временам это были большие деньги) моментально прознала вся улица, а потом и район.
Это Вовкина мамка постаралась, она же до жути болтливая. Мои родители сказали, что она дура набитая, и что сейчас их легко обчистить могут. Только обокрасть их никто так и не успел – слишком быстро они деньги потратили. Сначала закатили пир горой. Три дня гуляли – вся улица слышала. Потом слух прошёл, что они машину покупать собрались. Только отец сказал, что это всё брехня. Ему никто тогда не поверил, но, позже оказалось, что он был прав.
Однажды я погулять вышел и увидел, как Вовка конфеты всем соседским ребятам раздавал. Красивые такие, импортные. Я в жизни таких не видывал. — У тебя откуда, — спросил я его, — конфеты? — Батька вчерась принёс! – с важным видом ответил Вовка. — Хошь? И протянул мне на ладони несколько. — А чего ж не хотеть-то? Конечно, хочу! Съел я одну. Ох и вкусная! Словами не передать.
Только сладкая — очень пить после неё дико захотелось. — Машину-то купили? – поинтересовался я у Вовки. — Неа! – с равнодушным видом ответил Вовка и взял в рот конфету. — А чё так? Вовка, не разжёвывая, проглотил конфету целиком и преспокойно заявил:
— Конфеты ж вкуснее! В общем, проели они весь выигрыш. Вовка сначала довольный ходил, чванился, кичился. Только ближе к осени погрустнел. И вовсе не от того, что конфеты закончились. Просто у него зубы болеть стали. Да так сильно, что пришлось даже удалить несколько. Вот так вот!
Ладно. На чём я остановился? Да, подошёл я, значит, к Вовкиному дому. Присел на корточки, чтобы в окно постучать (окна-то находились у самой земли, будто прямо из фундамента росли), и, сквозь помутневшее от грязи стекло, увидел крохотную комнатку, как на ладони. Занавесок в доме не было, лишь кое-где старыми жёлтыми газетами стёкла были заклеены. Весь подоконник был усыпан дохлыми мухами, которых издалека можно было ненароком принять за сушёные виноградины.
Тут же банка литровая стояла из-под маринованных огурцов, а в ней окурки плавали. Грязища в комнате, пылища. Оно и понятно – мамку-то Вовкину похоронили месяц назад. Вроде бы болела она чем-то очень долго. Батя его, понятное дело, запил. Так вот и получилось, что Вовка сам по себе оказался. Есть, конечно, у него тётка родная, да приходит она к ним не часто.
Вовка всем говорит, что она свою личную жизнь устраивает. Сначала я думал, что в комнате никого нет. Уже было хотел уходить, да только показалось мне, будто в дальнем углу пошевелился кто-то. Пригляделся – и точно! На кровати-то, оказывается, батька Вовкин лежит пластом. Видно опять вчера пировал. Постучался я осторожно, спросил у него, мол, дома Вовка или нет.
Сначала думал, что не слышит он меня, но чуть погодя рука его зашевелилась и, с трудом приподнявшись, указала куда-то влево, прямиком в стену. Я сначала не додумкал, что рука хочет мне этим сказать, а потом догадался, что Вовка, наверное, погулять вышел.
Подошёл я к калитке, прислушался. Тишина. Вдруг, слышу, что-то зашуршало, потом забулькало, а потом застучало. Мне стало интересно, что там происходит, и я осторожно отворил тяжёлую дверь ограды. Оказалось, что это Вовка во дворе какую-то бочку железную старательно натирал до блеска. Сама бочка выкрашена серебрянкой, а поверх красной краской кто-то с ошибкой и довольно коряво написал «РОСИЯ».
И красную звезду зачем-то пририсовал. А сам Вовка весь в синяках и ссадинах, будто подрался вчера с кем-то. — Привет, — бросил я Вовке. А он как-то посмотрел на меня исподлобья, подозрительно так, и пробухтел: — Ждорово! А ты как ждещь окажалщя?
— Ворота ж открыты, — ответил я, — взял да и зашёл. – А ты чего так странно разговариваешь? Зуб что ли кто вышиб? — Шёрт! Опять жабыл жапереть! Вовка проигнорировал мои вопросы, быстро подскочил к воротам и запер их на засов, потом приложил к ним ухо, будто услышал что-то. — Да нет там никого, я же только что оттуда, — попытался я успокоить его.
Но Вовка сделал вид, будто бы меня не услышал, и, ещё крепче ухом к воротам прижался. — Говорю же, нету там… Вовка палец к губам подставил и прошептал: — Тссс! Тише! А то ущлышит! — Да кто услышит-то? – тоже почему-то прошептал я.
Вовка ничего не ответил, присел на корточки и знаком показал мне поступить точно так же. А потом, всё время, почему-то, оглядываясь на ворота, пошёл гуськом вдоль забора к той самой бочке, возле которой я его и застал. Поначалу я оторопело смотрел на Вовку, не двигаясь с места, не в силах понять, зачем он всё это делает. Но когда он, в очередной раз, оглянулся и посмотрел на меня суровым взглядом, нахмурив брови, я понял, что должен всё повторять за ним следом.
В общем, пришлось идти гуськом почти через весь двор. Поравнявшись с Вовкой, и только тогда, почувствовав исходящий от него неприятный запах тухлых яиц (будто бы он рылся в мусорной куче), я снова из любопытства тихонько спросил: — Нас кто-то подслушивает, что ли?
Вовка промолчал, лишь утвердительно кивнул головой и снова, с опаской, посмотрел на ворота. Вся эта ситуация показалась мне очень странной, но ещё более странным оказалось поведение Вовки, за которым я раньше ничего подобного не замечал. Обычно он был очень разговорчивым, я бы даже сказал, болтливым. Но в этот раз, почему-то молчал, будто рыба. — Вовка, ты чего… заболел? — Да нет! Это всё тётка! — нарушил он, наконец, молчание.
— Твоя тётка? — Да не моя! Щам не жнаю, откуда она вжялащь. Приходила сёдня днём, про батьку всё выщпрашивала, вопрощы ражные жадавала. Вынюхивала вщё чего-то. Шкажала, што она иж какой-то опеки и почепитель… Нет, потечипель… Тьфу, не выговоришь! Да, короче, всё равно она врёт. Наверняка, шпионка! Нош у неё жнаешь какой? — Какой? — Вот такенный! – показал Вовка, ударив ребром левой ладони по локтевому сгибу правой руки. – Такой только у шпионов бывает, я щам по телеку видел. — А батя твой чё? — А чё он? Щпал пощле вчерашнего, как убитый
. — Понятно! – отвечаю. – Видел я твоего батю — никакущий лежит. — Вот и пущкай щебе лежит.
Убедившись, что за ним никто не следит, Вовка поднялся на ноги и продолжил мыть бочку, как ни в чём не бывало. Я тоже поднялся. В голове у меня был самый настоящий кавардак. Столько вопросов уже накопилось к Вовке, что они шумели в голове точно стая любопытных ворон. Каждый хотел, чтобы я задал его первым. Мне до жути захотелось узнать, что здесь такого могло произойти вчера, отчего Вовка шифровался будто агент контрразведки. Зная, что Вовка хитёр, словно лис, я решил потихоньку выведать у него все его секреты. Ну, или, по крайней мере, попытаться это сделать.
Не обращая на меня никакого внимания, Вовка скрупулезно мыл бочку. Как будто от этого зависела вся его дальнейшая жизнь. Меня этот факт очень поразил и заинтересовал, так что первый вопрос я решил задать именно о бочке. — А ты зачем эту бочку драишь? – спросил я у него. — Батя наказал что ли? — Щам ты «бочка», — обиделся Вовка, — а это щамый нащтоящий кощмичещкий корабль! Тошнее то, што от него ощталощь. — Космический корабль? – переспросил я. – Ты чего, того? – покрутил я своим пальцем у виска.
Конечно, я Вовке сразу не поверил. Вовка частенько мне привирал, только делал это всегда с таким честным и невозмутимым лицом, да ещё кучу доказательств своей правоты приводил, что я не раз, невольно, попадался на его крючок. Главное, понимаю, что он нагло врёт, но с другой стороны, дай, думаю, его послушаю, что он мне скажет, как на этот раз выкручиваться станет. С меня же не убудет!
— Щам ты того! Говорю же – корабль! Мы щ батей вчера на нём на другую планету летали. Только это щекрет, так што ты, щмотри, — погрозил мне кулаком Вовка и сердито нахмурил брови, — не вждумай никому болтать. – Понял? — Да мне и болтать-то ни к чему. Тебе и так никто не поверит. Ты же врёшь всё время! — А вот и не вру. Ну… то есть бывало, что и врал, конечно.
Только в этот раж точно не вру. Чещное щлово. Во! Жуб даю! «Уже отдал», — подумал я, но вслух говорить не стал, а то обидится. — Хорошо. Предположим, ты мне не врёшь. Только как вы в такую маленькую бочку вдвоём с батей залезли? Она же тесная!
— Жалежли, как жалежли. Нишего ощобенного. Нащ раньше в одной комнате вообще шещть человек жило: я, мамка, батя, тётка, да ещё дед щ баушкой. Так што в бочке даже прощторней будет. И Вовка широко улыбнулся, обнажив свой полубеззубый рот. — Ладно, — говорю, — рассказывай, давай, чего вы там с батькой вчера начудили, а там посмотрим, верить мне тебе или нет.
И Вовка начал рассказывать. По его словам, несколько дней назад его батя изобрёл космический корабль, в качестве топлива в котором самогон используется. И не удивительно! Этого добра у них дома навалом! Мне иногда даже кажется, что по профессии Вовкин батя – самогонщик, а сварщиком шестого разряда только прикидывается.
Ну, так вот, Вовка довольно долго объяснял мне, как его батя строил корабль, загонял мне что-то про двигатель, но я не особо чего понял, если честно. Только то, что двигатель для ракеты, которая вывела в открытый космос ту самую бочку, которую так тщательно мыл Вовка, был сделан из двигателя старой «девятки» и сломанного лодочного мотора, который больше пяти лет у Вовкиного бати в гараже прохлаждался.
А ещё то, что эта бочка, с корявой ярко-красной надписью «РОСИЯ», оказалась ничем иным как спускаемым аппаратом корабля, помимо которого было ещё три бочки, или «ступени», как назвал их Вовка. Пару дней они с батей готовили корабль к старту, а вчера решили испытать.
Взяли с собой самое необходимое – пятилитровую бутыль самогона (на случай дозаправки), трёхлитровую банку малосольных огурцов (чтобы было чем угостить инопланетян при встрече), мешок сухарей, старую отцовскую фуфайку (в космосе же холодно) и компас (чтобы прокладывать курс корабля). Залили в бак для топлива самогон, сами немного хлебнули (для храбрости), и полетели.
То, что Вовка пробовал самогон, для меня новостью не было. Его батя уже давно разрешал ему принять «пару капель», так сказать, «для сугреву». Мол, так все настоящие мужики должны делать. Мне он тоже частенько предлагал пригубить, но я всегда отказывался, хотя настоящим мужиком стать ужасно хотелось.
Если честно, я боялся, что стану таким же, как мой пьяный отец, буду бегать с топором и страшно кричать на всех матом. Вдруг, это передаётся по наследству? Нет, мне пить никак нельзя. А вот Вовке повезло! Ему бояться нечего, ведь его батя, когда выпьет, обычно становится тише воды и ниже травы. Ну чем не настоящий мужик? Дальше Вовка рассказал про полёт, как их корабль вошёл в верхние слои атмосферы, и стало трудно дышать. Но его батя не растерялся и приварил к бочке крышку, чтобы они в космосе не задохнулись.
Лишь небольшую дырочку вместо иллюминатора в днище просверлил, чтобы удобнее можно было проводить космическую навигацию. В доказательство правоты своих слов, Вовка наклонил бочку и указал мне на её дно. Дырка действительно была. Этот факт, не скрою, породил во мне сомнение в том, что Вовка мне врёт. Ну не может же человек на ходу так искусно неправду выдумывать!
Когда Вовка с батей вышли в открытый космос, то сразу же взяли курс на ближайшую звезду — Проксиму Центавра. Полёт был долгим и утомительным. Сначала летели через всю Солнечную систему. Самое трудное, по словам Вовки, было поймать солнечный ветер и невредимыми выйти из пояса астероидов. Вовка перечислил мне планеты, которые видел в дырочку. Особенно ему понравился Сатурн. Потом, где-то на подлёте к Нептуну, ветер неожиданно стих, и они долго дрейфовали в космосе.
Съели все запасы сухарей и выпили почти весь самогон. То есть пил, конечно, в основном, батька, хотя Вовке тоже досталось предостаточно. Так и летали бы они до сих пор, а может быть, уже умерли с голоду или от сухости во рту, если бы неожиданно не поднялся звёздный ветер и не отнёс их прямиком к единственной около Проксимы Центавра планете.
Посадка была не очень мягкой. Оказывается, Вовка забыл взять из дома несколько пуховых подушек. Но отделались они с батей легко – всего лишь несколько ушибов и ссадин. Вовка в очередной раз продемонстрировал мне доказательства своей правоты, задрав штанину и показав огромный иссиня-чёрный синяк, красовавшийся прямиком под правым коленом.
Прежде чем вылезти наружу, они решили проверить, опасно за бортом или нет. Быть может, на планете совсем не было атмосферы. Или по ней бродили опасные чудовища. Поскольку их спускаемый аппарат приземлился на днище, то в дырку нельзя было разглядеть, что их окружало. Раскачать его так, чтобы он повалился на бок – не вариант. А вдруг поверхность неровная, он покатится, и Вовка с батей наконец-то узнают, каково быть бельём в стиральной машине.
Оставалось одно – вскрыть заваренную крышку на свой страх и риск. К счастью, Вовкин батя захватил с собой циркулярную пилу. Он ловким движением срезал крышку и вытолкнул её наружу. Она с глухим тяжелым звуком упала на поверхность чужеродной планеты и подняла кучу инопланетной пыли.
Тотчас в образовавшееся отверстие спускаемого аппарата ворвался жутко вонючий воздух. Казалось, что в лёгких закончился кислород и Вовка с батей задохнутся, но воздух, к счастью, оказался не ядовитый. Первым и изрядно помятым из спускаемого аппарата (т.е. бочки) вылез Вовкин батя. Естественно, перед этим принял на грудь, чтобы снизить риск заражения инопланетными микробами, а также значительно уменьшить температурную и болевую чувствительность
. Следом, опасливо косясь по сторонам, вылез Вовка. То, что они увидели, поразило их больше, чем тот факт, что они в железной бочке совершили межзвёздное путешествие и приземлились на планету, где присутствовала разумная жизнь.
Звезда, как две капли воды похожая на Солнце, стояла в зените, отчего было очень жарко и безумно хотелось пить. Но жуткая вонь, витавшая в воздухе, заставляла забыть об этих неприятных ощущениях. Оказалось, что Вовка и его батя очутились в эпицентре обыкновенной свалки, до боли похожей на ту, что находилась в паре кварталов от их родного дома. Но эта свалка была ещё больше, и потому вызывала к себе ещё большее отвращение.
Во все стороны, почти до самого горизонта, тянулись барханы мусорных куч, над которыми летали стаи пернатых, подозрительно похожие на земных ворон. За кучами, вдали, можно было рассмотреть унылые ряды грязно-серых кирпичных пятиэтажек. Вовка и его батя переглянулись. Они ожидали увидеть на другой планете всё что угодно, но только не это.
Хотя, первое впечатление часто бывает обманчивым. Поэтому они решили немного прогуляться. Взяли с собой остатки самогона, банку огурцов, и пошли исследовать неизведанный мир. Выбравшись с территории свалки, они первым делом наткнулись на высоченную стелу, на рекламном щите которой была изображена запотевшая бутылка водки. Надпись под бутылкой гласила: «Ну что, по маленькой?».
Вовка с батей, конечно, удивились, что надпись была на русском языке, но особого значения этому не придали. Прямо под стелой уютно расположился ларёк со спиртными напитками и закуской. На ларьке прямо и недвусмысленно красовалась надпись: «ВОДКА». Чуть ниже, уже от руки, было добавлено: «кругласуточная запрафка».
Естественно, Вовка и его батя подумали, что наткнулись на некое подобие инопланетного космопорта. А поскольку топливо для возвращения их корабля назад, на Землю, было почти на нуле, и их дополнительные запасы самогона почти закончились, они решили, что было бы неплохо заправиться. Но вначале стоило разведать обстановку.
Всё же они находились на чужой планете. Прячась за груды металлолома и мусорные кучи, Вовка и его батька потихоньку подошли поближе. Присели за куст, напоминавший земную сирень, и стали наблюдать. У ларька толпилась огромная куча инопланетян гуманоидного типа. Они были очень похожи на земных людей, и всё же, что-то было в них такое, неуловимое глазу, что отличало их от Вовки и его бати.
Это не могли быть их красные, насквозь пропитанные и, будто бы, вывернутые наизнанку алкоголем морды. И не их, застланные пеленой жажды глаза, с жадностью пожиравшие застеклённую витрину ларька, за которой стройным рядком стояли и покорно ожидали своего часа разноцветные бутылки с какой-то жидкостью, показавшейся Вовкиному бате поразительно родной и знакомой.
Инопланетяне у ларька были и мужского и женского пола. Среди них были даже детёныши, которые вместе со взрослыми особями, не отрываясь, смотрели на ларёк. Одни гуманоиды стояли на полусогнутых от утомительного ожидания задних лапах, другие, не боясь испачкаться, сидели прямо на грязном тротуаре. Были среди них и такие, кто подпирал собой металлическую ограду у ларька.
Они едва держались на ногах, но, всё же, упорно пытались залить себе в горло содержимое бутылок, торчавших в их дрожащих от вожделения передних конечностях. Остальные гуманоиды завистливо смотрели на них и нервно сглатывали образующуюся в подобии рта слюну. Вовка с батей подобрались ещё поближе, и только сейчас, внимательнее присмотревшись к инопланетянам, заметили, в чём было их отличие от земных людей. Их морды были насквозь пропитаны гневом.
Он сочился из их ноздрей, вырывался из распахнутых настежь глоток и, подобно вулканической лаве, застывая, вязко тёк по подбородкам. Они в негодовании что-то кричали гуманоиду-женщине, скрывавшейся от них внутри ларька и опасливо выглядывающей наружу через малюсенькое окошечко.
О чём и на каком языке инопланетяне кричали, разобрать было нельзя, поскольку они все делали это одновременно. Такой ярости и откровенной злобы, написанной на их оскаленных жутких мордах, Вовка нигде и никогда не видел. Однозначно, подходить к ним ближе было очень опасно. Но как тогда добыть топливо для корабля? Вовка с батькой крепко задумались и сами не заметили, как допили остатки самогона.
Возможно, они навсегда остались бы на этой чужой планете, если бы один из гуманоидов, по-видимому, купив в ларьке 2 бутылки водки, не вырвался из бушующей толпы и не пошёл в их сторону. Такой шанс упускать просто было нельзя и Вовкин батька, выбравшись на свой страх и риск из укрытия, задумал совершить с гуманоидом обмен. Тогда ему показалось, что трёхлитровая банка с малосольными огурцами домашнего производства в глазах инопланетянина будет иметь большую значимость, чем только что приобретённые две бутылки отменного космического топлива.
Однако, «взаимовыгодный» обмен совершить так и не удалось. Несмотря на то, что гуманоид был пьян и принял Вовку с его батей за своих, а потому их не тронул, он ни за какие коврижки не хотел меняться. Упёрся, точно осёл и мычал что-то нечленораздельное. Короче, разговаривать с ним было бесполезно – русского языка он, по-видимому, не понимал, да и языка жестов тоже.
Поэтому Вовкиному бате ничего не оставалось, как применить на нём отработанный и очень эффективный метод «сшибания рогов». Но ему это не удалось, потому что как раз в это время гуманоид-женщина из ларька повесила табличку со словом «Обед» и закрыла своё окошечко под пронзительные вопли дикого недовольства со стороны толпы инопланетян.
Они, словно обезумевшие, накинулись на ларёк и, наверное, смели бы его с лица этой дикой планеты, если бы один из гуманоидов, случайно, не обернулся и не увидел, как Вовкин батя нахально отбирает у его собрата по разуму две бутылки с водкой. Тут такое началось! Гуманоид этот страшно зарычал точно зверь, чем привлёк внимание остальных инопланетян. Увидев непочатые бутылки, они словно с цепи сорвались и побежали в сторону Вовки и его бати, которому с горем пополам удалось завладеть драгоценным топливом.
Преследуемые толпой взбесившихся инопланетян, Вовка с батей побежали назад к спускаемому аппарату. И тут Вовка сознался, что плохо помнит, что было дальше. Только то, что было очень тяжело. Ноги их не слушались, головы трещали точно спелые арбузы, дышать было тяжело и больно (наверняка, из-за непривычной для лёгких атмосферы этой планеты), а сглатывать – ещё больнее, словно в их ртах простиралась бескрайняя пустыня.
А ещё мешали занятые руки: Вовка обнимал ими трёхлитровую банку с огурцами и крепко прижимал к себе, а его батя тащил бутылки с топливом для корабля. Если топливо ни в коем случае бросать нельзя было, то с банкой можно было смело расстаться, чтобы бежать быстрее. Но Вовка ни за что бы без боя не стал отдавать этим звероподобным гуманоидам то, что было ему очень дорого, поскольку эту банку с огурцами его мама закатывала, когда ещё жива была. Поэтому он с батей бежал как мог, изо всех сил стараясь не упасть и не запнуться за валявшийся под ногами мусор.
Добежав до космического корабля, Вовка немного замешкался, ища подходящее место, куда можно поставить банку с огурцами, в то время как его батя сорвал с украденных бутылок крышки и попытался залить в себя и, одновременно, в топливный отсек водку, которой должно было хватить на обратную дорогу. Когда они залезли в бочку, гуманоиды уже были очень близко.
Их жуткое рычание и гулкий топот тяжёлых лап становились с каждой секундой громче. Вовкин батя дрожащими руками взял сварочный аппарат и уже хотел заварить крышку и готовиться к старту корабля, чтобы поскорее покинуть эту ужасную планету, как вдруг, до него дошло, что крышки нет. Оказывается, он впопыхах забыл поднять её с поверхности этой ужасной планеты, заваленной мусором. Высунувшись из корабля, Вовкин батя попытался поднять злосчастную крышку, но не успел.
Цепкие лапы инопланетян схватили его и вытащили из бочки. Раздались звуки борьбы, потом жуткий вопль Вовкиного бати, а потом всё стихло. Последнее, что Вовка увидел, это ухмыляющаяся морда гуманоида, который заглянул в люк спускаемого аппарата, протянул к нему свои когтистые лапы и попытался отобрать у него банку с огурцами. Вовка от страха зажмурил глаза, но банку из рук не выпустил, а наоборот, прижал её к себе ещё крепче. Тотчас к гуманоиду присоединились ещё несколько его сородичей.
Они грубо схватили Вовку своими волосатыми лапами и потащили наружу. Вовка попытался оказать сопротивление, но, в ту же секунду, получил сокрушительный удар в лицо. А потом потерял сознание. — Вот так мне жуб и выщибли, — грустно прошепелявил Вовка, закончив свой рассказ.
— Мда! – только и смог сказать я. — Ты мне веришь? – с надеждой в голосе спросил Вовка. — Не то, чтобы не верю, но… как вы обратно на Землю попали? — Это надо у батьки шпрощить, а он шейщаш вряд ли ражговаривать шмошет. Очнулся я только утром, уже ждещь, на Жемле, в одной кровати вмеште щ батькой. — Ладно, — нехотя согласился я, — будем пока считать, что я тебе поверил, но у батьки твоего, когда он оклемается, я потом всё выспрошу. — Да пожалуйшта, щколько угодно, — ответил мне Вовка и даже глазом, подлец, не моргнул.
— Ничего, — подумал я, — всё равно, рано или поздно, выведу тебя на чистую воду. Только поздненько уже было, да и мой отец, наверняка давно заснул. В общем, пора мне было возвращаться домой. Попрощался я с Вовкой и пошёл восвояси. И всё по дороге думал, правду мне Вовка сказал или всё же соврал.
Понять было трудно, потому что это была самая правдоподобная из всех его баек. Ничего, утро вечера мудренее. Завтра я точно всю правду узнаю. Конечно, в тот момент я никак не мог знать, что утром Вовкиного батю посадят в тюрьму за соучастие в ограблении ларька со спиртными напитками и умышленное причинение средней тяжести здоровью во время драки.
И то, что тётка из отдела опеки и попечительства (та самая, которая к ним на днях приходила), отправит Вовку в интернат, потому что его родная тётка от него откажется. Вот так вот! У ворот своего дома я остановился и, задрав голову, внимательно посмотрел на ночное небо.
Оно было сплошь усыпано звёздами. Их было очень много, наверное, миллиарды. И глядя на них, я никак не мог отделаться от мыслей, которые меня посещали. Неужели среди них, взаправду, есть та самая планета, о которой рассказывал Вовка? Если это так, то зачем туда летать, если там всё такое же, как и здесь? Почему люди так рвутся туда, наверх, и мечтают найти другие миры и планеты?
И для чего нужно тратить столько денег на полёты в этот холодный и безжизненный космос, когда они гораздо нужнее живым людям, здесь, на Земле? А, может быть, я просто не умею мечтать? Не знаю.
Сергей Николаевич Замятин