Молва

Петька Семенов родился и вырос в Дурном Холмане. Вообще-то исторически деревня называлась Холман, оттого что стояла на двух огромных, словно грудь великанши, зеленых холмищах. Кто ради хохмы прибавил словцо к названию быльем поросло, да только прижилось это дурное по всей округе. В детстве Петька часто обижался. На покосившемся кривом знаке у большака значилось черным по белому — «ХОЛМАН».

Почему же всяк, кто не интересовался «откель, малец, будешь» после Петькиного ответа хихикал и добавлял:-С Дурного, что ли? У парня сжимались кулаки и, едва сдерживая слезы, он с вызовом бурчал:-Сами вы с Дурного. Не знаю такого.

Я в Холмане живу. Тем самым приводил этих здоровых носатых мужиков и баб в полный восторг с позорным для него хохотом. И текли слезы у Петьки от обиды за семью свою, друзей, дом родной. И, вытирая рукавом сопли, он в который раз спрашивал:-Почему это он Дурной? -Да потому что живут у вас одни непутные.

Дураки, одним словом,-держась за животы отвечали обидчики. Петька не раз размышлял: отчего, дескать, все говорят что дураки. Вот он же не дурак. И мать, и отец, и сестра его старшая тоже не глупые. Да и все кто здесь живет — люди умом не обделенные. Ходил Петька, присматривался. А когда постарше стал, то понял: от зависти языками мелют.

Просто жители здесь не такие как все. Ведут себя по-другому. Со странностями, а у кого их не бывает. Только странности-то те зла никому не наносят. Если добро только принесут. А дурное словцо в деревне только приклей — вовек не отклеишь. Эх, Петька, Петька. И прав ты, и не прав. Правда твоя в том, что действительно в Холмане у кого ни погляди, а странностей полное лукошко наберешь.

Хотя тоже как посмотреть. По большому-то деревня особо от других не отличалась. Все сельские с чудинкой. А вот в том, что только добро эти чудинки несли — ошибался ты. Между добром и злом-то шажочек один, все равно что на бревнышке над пропастью стоять. Смотря в какую сторону оступиться. Пока ты маленький еще.

Тебе того не понять. Но скоро сам во всем убедишься. Отслужил Петька Семенов в армии и вернулся в родительский дом. Первые годы устроился работать трактористом в бьющемся в агонии колхозе. Парень он видный был, статный. Шутник, да балагур еще в округе поискать. Девки проходу не давали. Да только ни одна к сердцу его ключик подобрать так и не могла.

Случалось, первые местные красавицы себя позором покроют. Всю спесь с себя сбросят, бегают за Петькой как собачки на потеху дурнушкам. А он отшутится в щеку или губы их поцелует, чтобы не обижались, да и уйдет своей дорогой. Но как-то раз поехал Семенов с дружком своим Пашкой в соседний колхоз на танцы.

Километров двадцать на тракторе тряслись. Петька уж проклял себя за авантюру глупую: киселя хлебать семь верст до чужого огорода. А как в клуб-то вошел, так и обомлел. У стенки возле сцены средь подружек красавица писаная смеется. Раскраснелась от духоты. Стройная, как осинка. Темные волосы длинные, густые. Брови вразлет. А глазищи — не оторваться. -Кто такая будет?-спросил Петька у дружка.

-Которая?-стрельнул глазами Пашка, знающий всех девок в радиусе полсотни километров. -Да вот та, что посередке,-сглотнул Семенов, чувствуя как во рту пересохло. -Эта? Валька Степанова,-растерянно ответил Пашка.-Да ты никак запал на нее? Совсем умом тронулся? На нее уж давно рукой все махнули, потому как каши в плане любови с Валькой не сваришь. Опомнись, глянь сколь девок вокруг! И лучше, и отзывчивей! Что же ты, Петька стоишь?

Вот она единственная и неповторимая твоя! Иди к ней, не стой столбом! Любовь пришла к тебе, дружок. Давай, подходи к ней! Счастье — птица пугливая и нетерпеливая. Промедлишь — улетит. И закрутил Петька любовь. Кинулся в омут и выплывать не хочет. Каждый вечер к Вальке бегал. Высох весь. И вот пришла пора, когда время больше ждать не в силах. Сватов засылать требуется. -Это кто ж такая?-прошамкал зашедший на чаек дед Семенов.

-Уж не Васьки ли Степанова внучка? -Она,-с пылающими ушами сидел на табурете посреди избы Петька. -Тьфу, едрить тебя, внучок-сплюнул дед.-Ты получше никого выбрать не мог? Она же непутная. Ейный же дед самым первым трусом слыл. Мне из-за него зуб вышибли по молодости. Мы тогда на Бузоцкое к девкам пошли.

А на нас местные-то как вышли, чтобы по чужим бабам не ползали. С кольями, да с цепями. А Васька Степанов со мной рядом вышагивал. Первым в штаны наложил. Как кинется в сторону, да заорет «Ребята, в рожь!». А я ничего не понял. Смотрю- он уж полем шпарит. А внимание-то расслабилось.

Тут мне и залимонили. Ишшо и костюм новый порвали, неделю только как справил. С той поры никто из наших знаться с ним не желал. -А Валентина-то тут причем?-взвился заступник. -А при том, что раз Васька такой непутный, значит и все его семя такое же,-назидательно поднял указательный палец дед.

-Погоди, погоди,-присела рядом мать.-Это уже не та ли самая Валька, у которой отец дурачок? И братец у нее не в себе? В школе для этих учился? -Вот, а я что говорил?-одобрительно кивнул головой дед.-Все они непутные. -Ой, господи!-всплеснула мать руками.-Да ты, сынок, никак из ума выжил? Тебе других девок мало? Нашел на кого запасть! Посмотри сколько красавиц вокруг. Сохнут по тебе. Ты же не кривой, да не горбатый какой. Не для такого позору я тебя ростила, чтобы женить на этой! Ни кожи, ни рожи, да еще и головой двинутая.

-Ну зачем вы так?!-вскочил Петька с табурета.-Зачем наговариваете? Вы же ее не знате вовсе! -У-у, нам не знать,-протянула мать.-Не такая жена тебе требуется. Да и я таку невестушку на порог не пущу. Срам-то какой.

-А ну, цыц!-стукнул кулаком по столу доселе молчавший отец.-Значит так, дом этот мой. И хозяин тут я покаместь. При всем уважении к тебе, батя, твой огород на другом конце деревни. И при всей любви к супруге своей решать буду я. А потому, как сын задумал, пусть так и сложится. Засылаем сватов. Играет всеми красками деревенская свадьба. Веселись, Петька.

Поймал ты птицу счастья. Вытащил счастливый лотерейный билет. Льется вино рекой. Играет гармонь. Пляшут девки. Стучат каблучки, да подолы самых дорогих по здешним меркам платьев раздуваются. А вот и парни силой меряться пошли на потеху таращящимся из-за забора старухам, да ребятишкам. Свидетель Пашка схватил в обнимку свидетельницу, и скрыла их ночь глухая. Может еще одна свадебка вскорости будет? Всем весело. Хорошо и молодоженам.

Живите счастливо! Вот и год уж пробежал. Поселилась чета Семеновых в новом доме, что выделил колхоз к свадьбе. Точнее дом-то старый был, после старухи Игнатьевны остался, что померла года два назад. Но молодые — не суеверные. Изба неплохая, крепкая еще. Наследников на нее не было. Все лучше так жить, чем с родителями.

У Валькиных-то родственников домишко совсем махонький. Куда еще с мужиком-то? Да и не прилично мужу к жене переезжать, на шею садиться. А Петькин дом родной — большой, на всех места хватит. Да только у Вальки с матерью так и не заладилось. Потому лучше уж в том, что есть, да в своем. А там глядишь несколько годков пройдет, деньжат поднакопится и новую избу поставить можно.

А любовь между Петькой и Валентиной на зависть всем была. Казалось, никого они кроме друг друга не видели на всем белом свете. Разлучались ненадолго, и то друг о друге думали. Петька, случалось, вечером с поля вернется и бегом к жене своей ненаглядной. А та уже в дверях стоит, ждет.

Обнимутся и так с полчаса стоят. Валентине замужество только на пользу пошло. Расцвела для всех мужиков неожиданно. Да так расцвела, что многие частенько стали мимо ее забора проходить и вздыхать. Бывало специально круг сделают, чтобы на Вальку посмотреть. Но в плане там приставаний или ухлестываний — ни ни.

Понятное дело — замужняя баба-то. Деревенские же девки словно озверели. Этакий азарт спортивный их прохватил. То одна, то другая Семенову проходу не дает. Не могут спокойно смотреть на чужое счастье. Идет Петька полем, а перед ним, словно из-под земли какая-нибудь, да вырастет. Поздоровается, изогнется, чтобы свои прелести в лучшем свете преподнести, да прогуляться предложит.

Только Семенов словно не замечал всего этого. Одна Валентина перед глазами стоит. Как-то в пылу соревнования девки даже поспорили. Одна из первых красавиц округи Манька Лебедева пообещала, что максимум через неделю, а укроет ее с Петькой от глаз лихих стожок. Шесть дней подкатывала, но все без толку. Наконец, на седьмой выследила Семенова и силой к стогу потащила. Еле Петька вырвался, покрутил искусительнице у виска и дернул к своей Вальке.

Проспорила тогда Манька девчонкам конфет коробку. Но конфеты что, тьфу. Обидно было. что в первый раз ее вот так отвергли. Любой мужик вокруг вертится неделями, чтобы только поцелуй от нее получить, а тут. И затаила опозоренная Манька злобу. Но не на Петьку, а на зазнобу его, змеюку-обольстительницу. В общем, вроде все хорошо у Семеновых бы было. Вот только с детьми как-то не получалось.

Год уж пролетел, а Валька так и продолжала пустой ходить. Пошел по деревне шепоток нехороший. Дескать, бесплодная у Петьки жена, потому как с головой у нее с рождения нехорошо. Дошло это шушукание и до матери. И так сама не своя, а тут совсем озверела. Стала частенько заходить в дом к сыну. Встанет в дверях или в огороде и смотрит за невесткой. Да все поучает: и корову она не так доит, и морковь сажать не умеет, потому чахлая такая лезет, и у плиты стоит, как тетеря, и пол вымыть толком не может.

Валентина в эти моменты ничего не говорила, а лишь, стиснув зубы, улыбалась в ответ. Один раз свекровь не выдержала таких улыбочек. Разозлили они ее вконец. -Ну чего ты зубы скалишь?! Или действительно дурочка?-взорвалась Петькина мать.-У-у, да так и есть. Верно в народе говорят. Дура бесплодная!

-Ну что я такого вам сделала-то?-не выдержав разрыдалась Валентина. -А то, что сына меня лишила, стерва,-прошипела мать.-Да еще и позоришь по всей деревне. Год уж родить не можешь! И удовлетворенная она вышла, хлопнув дверью. Вечером Валька долго не сознавалась мужу о случившемся. Но все-таки Петька вызнал, как и что. С той поры он забыл дорогу в родной дом.

И мать у Семенова появляться перестала. Как не родные стали. Отец только раз в неделю заходил. Посидит с часок, чайку выпьет, поговорит с сыном, да с Валентиной. Потом вздохнет и, сгорбившись, уйдет восвояси. Эй, Петька. Не обращай внимания на злые языки. Народ у нас на Руси добрый. Чужого счастья мимо не пропустит, только и мечтает, что хвост ему своими воротами прищемить.

Ради того, может, и живет. А какие твои-то годы еще? Будут у тебя семеро по лавкам сидеть. Ты только потерпи чуток, да любовь свою не растеряй. Еще год пролетел. Детей у Петьки так и не народилось и даже не предвиделось. Валентина среди баб уже посмешищем стала. По улице идет и спиной чувствует, как хихикают ей вслед. Уж и мужики над Петькой посмеиваться стали. Мол, коли самому не справиться, вызови, посодействуем.

Ездила Валентина в областной центр проверяться. Сказали, что все в порядке. Уговаривала Петьку, но тот гордо отказался. Не пристало мужику по бабским клиникам разъезжать, да рукоблудием всякие пробирки наполнять. Один раз в райцентре проходила лекция «О любви и семье». Петька ходил туда. По окончании лектора в углу зажал и долго пытал отчего, да почему у него в семье с детьми не ладится.

Старичок-профессор перепугался до смерти. Никак не мог в толк взять, что от него понадобилось этому рослому парню. Наконец, пробормотав, что для того любовь сильная нужная и желание обоих, вырвался-таки, оставив Петьке на память пуговицу от рукава пиджака. Тем не менее, любовь между Семеновым и Валентиной не угасла, а может только шибче разгорелась. Как приклеенные ходят и все наглядеться друг на друга не могут.

В родной дом Петька так и не захаживал. Лишь один раз был, в середине зимы. На похоронах отца. Перешибло его бревном на лесопилке. Мать после этого совсем тронулась. Бывало, встретится на пути Вальки и шепчет ей в спину какие-то проклятья. Колхоз к весне развалился совсем. Петька перешел работать в дорожную службу в пятнадцати километрах от деревни. Асфальт варил, дороги ремонтировал.

Споро работал, качественно. В коллективе сразу стал всеобщим любимцем. Получал Петька не так чтобы, но на жизнь хватало и даже в накопления откладывать удавалось. Благо Валька на все руки мастерица была, везде успевала: и в доме, и в хлеву, и в огороде. Потому продукты свои всегда были. А в июле вызвал Петьку к себе мастер его бригады и неожиданно предложил своему знатному работнику на две недели съездить отдохнуть в санаторий в Сочи. Дескать, самому на удивление путевки поступили от облцентровского профсоюза, по одной на бригаду.

Решили премировать Семенова, как подающего надежды работника. Петька пришел домой сам не свой. Мыслимое ли дело: поехать к черту на куличики, да еще без Вальки. Как он там один будет без голубки своей? -Едь, не думай,-положила голову ему на плечо жена.-Когда еще такое будет, да и будет ли вовсе? Отдохнешь хоть, а то уже худеть пошел, мешки под глазами. А обо мне не беспокойся. С радостью бы с тобой отправилась, да не ударница я. Посмотришь, расскажешь, подарок какой привезешь.

Две недели быстро пролетят, соскучиться не успеешь. Несмотря на какое-то дурное предчувствие в глубине Петькиной души, поддался он все же на уговоры. Собрался в дорогу. В последнюю ночь не спали Семеновы. Все прощались. Любили друг друга так, будто Петька не на курорт ехал, а на фронт уходил. До утра миловались. А на утро Петька сел в автобус и отправился на заслуженный отдых. Не кручинься, Валентина.

Не лей слезы по своему любимому. Если бы ты знала какая радость у тебя. Семя Петькино к землице прикрепилось. Скоро росток пойдет. Новая жизнь в тебе зародилась. Но чу! Кто-то едет к тебе. Клубами пыль по дороге поднимается. Да это братец твой с попуткой сестренку попроведать. А с ним кто? Дружок его из города погостить приехал. Морской офицер. Высок, статен. Брат на тебя все нахвалиться не может. Сейчас, дескать, такую красоту, друг мой, увидишь. Не пускала бы ты их, Валька, на порог.

К беде это. А если уж и пустишь, то не оставляй ночевать по доброте душевной. Не смотри на то, что дорога дальняя. Мужики, доберутся и ночью, чести не лишатся. Помни о деревенском всевидящем оке. Не спит оно никогда. Висит высоко над землей, да всю округу просматривает, все примечает. Ничего от него не скроешь. Чихнешь на одном конце деревни, а на другом уж «Будь здоров» скажут.

В соседнем селе парень лишь улыбнется тебе, а в твоем доме уж знают, что невинность свою отдала проходимцу этому. Напряженно глядит око. Как бы не пропустить чего интересного. Уж от напряжения этого и видит плохо иногда. А сослепу чего не привидится… Пролетели две недели. Для Петьки, что два года прошло. Насилу дождался конца отпуска своего. Обратной дорогой будто летел.

Привез Валентине фруктов всяких, шляпку соломенную, платков шелковых, да еще разной всячины. Сильно тосковал там. На баб курортных не засматривался. Только о жене думал. Потому денег на романы сомнительные не тратил, да и на себя разве что по необходимости. Только на нее, единственную свою спускал. Все представлял, как радоваться будет каждому подарку. А Валентине не надобно платков этих. Петенька вернулся — вот радость главная. Обнимались долго, наглядеться не могли друг на друга, словно в первый вечер знакомства. Петька все рассказывает про море, да пальмы, а Валька ему голову на плечо положила и слушает.

Как наяву представляет. И хорошо ей, сил нет. А вечером на закате вышел Петька на улицу покурить. Глядь, а мимо забора Манька Лебедева вышагивает, бедрами качает. -Ну как отдохнулось?-поинтересовалась красавица. -Да как, ничего,-емко ответил Семенов. -Наверное с городской роман закрутил?-вспыхнули глаза Маньки.

-Да что ты, чего мелешь-то?-засмущался Петька.-Буду я еще по этим матренам бегать, когда у меня Валька такая. Скучал по ней шибко. -Ну ей-то не до скуки было,-не то в шутку, не то всерьез сказала Лебедева.-Гость к ней заезжал. Офицер морской. Братец Валькин привез погостить. Всю ночь веселились. Ух, красив, чертяка. Я бы тоже с таким ночку провела. -Это ты куда же клонишь? Это ты на что намек делаешь?-опешил Петька.

Но Манька ничего не ответила, лишь поплыла дальше. -Тьфу, бабы,-сплюнул Семенов.-Не еймется им. Наплетут черти чего. Валька с офицером. Смешно сказать. Не такая она у меня, как ты Манька. С первым встречным не ляжет. Рассказал Петька о таком раскладе дел Валентине. Посмеялись вместе, решили в следующий раз, коли братов друг приедет — обязательно с Манькой свести, да и позабыли. Ой молва, молва людская…

Верная подруга ока всевидящего. Только и ждет она, чтобы раскинуть свое черное кружево. Ползет, в любую щелку суется. Лишь бы побольше людей укутать и сладко им нашептывать. Сидит в засаде змеей. Стережет птицу-слово, что нечаянно вылетит у кого-нибудь. Не промахнется. Бросится — и сыта. И встает ото сна. И разворачивает спрятанную паутину навета… Через полтора месяца почувствовала Валентина что-то не то.

Отмахиваться не стала, в райцентровскую больницу отправилась. Домой влетела счастливая. Глаза сияют, улыбку не спрятать. Благо муж выходной был. -Дождались!-с порога выпалила она.-Беременная я! Подхватил Петька ее на руки и закружил по комнате. -Тише, тише, отпусти!-хохотала Валька.-Со мной теперь осторожно обращаться надобно. Как с хрусталем. -Да я с тебя пылинки сдувать буду!-бережно положил жену на диван Петька. Задремала Валентина.

Семенов аккуратно на цыпочках вышел в палисадник перекурить такое дело. Но не сидится ему на месте. радость-то какая. Хочется с кем-нибудь поделиться. А вроде и неудобно. Экий телок, ребятенка сделал и бежит хвастаться. Дело-то нехитрое. Понятно бабе, а мужику не к лицу похваляться. Но не усидеть Петьке. И решился. К матери надумал пойти. Счастьем поделиться, а заоодно и отношения наладить. Не чужие все-таки.

Можно и самому первый шаг на мировую сделать. -Эвон что!-нерадостно протянула мать, выслушав возбужденную сыновью речь.-Нагуляла, стерва, без тебя. Не зря, значит, бабы говорили про офицера того. Ну и гадюка же, ну и шалава! Мужик за дверь, а она сразу по мужикам пошла. -Да ты что, мать, несешь-то?-опешил Петька.-Вы тут с ума посходили что ли? Ну зашел ее брат с другом. Почему сразу такую гадость-то думать?

-А ты сынок головой-то покумекай,-присела рядом мать.-Деревня уже смеется. Всю ночь твоя верная гуляла. Ночевать оставила. А теперь вот ребеночек. У тебя-то, поди, два года ничего с ней не выходило, а тут на тебе. Офицер заночевал и понесла сразу же. Бывают ли такие совпадения? -Чего ты мелешь?-вскочил сын.-Да ты подумай, как такое быть-то могло? Он же с братом Валькиным пришел. -А что брат?-усмехнулась мать.

-Он же дурачок у них. Ему рюмочку налей, так до утра проспит как убитый. Нечто сам не знаешь? Хоть из пушки пали — не проснется. Милуйся сколь душе угодно. -Да ну тебя. Я по хорошему, а ты…,-отмахнулся Петька.-Ну что она тебе сделала? За что ее грязью поливаешь? Вышел Семенов из родительского дома, хлопнув дверью с досады. Сел на лавочку, закурил. Выпустил кольцо дыма и задумался. Эй, Петька! Осторожнее! Молва-то не дремлет, ждет еще одну душу. Главную душу. Чтобы в яблочко попасть.

Шепчет Петьке на ухо «Ты только поразмысли. Сопоставь факты. Все и уразумеешь». Баюкает шепотком своим поганым, на нужный путь наставляет, да кривые паучьи лапки свои потирает. Домой вернулся Семенов мрачнее тучи. Сел за стол, налил стакан водки и ахнул. -Пришел? А я вот задремала что-то,-ласково улыбнулась заспанная жена.-Куда ходил? -Скажи мне, Валька,-прохрипел Петька в ответ.-У тебя с тем офицером было?

-Да ты что?-засмеялась жена.-Нашел чего вспомнить! -Вот странно как-то,-продолжил муж.-У нас с тобой детей не получалось, а как я на юг уехал, так сразу и вышло. -Да ты что говоришь?-медленно сползла улыбка с Валькиного лица.-Ты серьезно? -Серьезней не бывает,-ахнул еще стакан Петька и уставился на жену с ожиданием.

-Не было у меня ничего,-холодно произнесла жена.-Честно. Твой ребенок. -Врешь. Вижу, что врешь. Не верю,-замотал головой Семенов.-Люди зря говорить не станут. Решила грешок свой на меня скинуть? Рога понаставила, так еще и подарком наградить задумала? -Петенька, ты что?-с ужасом спросила Валентина.-Чувствую не своими словами говоришь. Людской молве поверил? Так они еще не то скажут. Никого, кроме тебя не было.

-Одна ты умная, а все дураки вокруг?-стукнул кулаком по столу поднабравшийся Семенов.-Вот что, я разберусь во всем. И ежели уверую, то чтоб духу твоего здесь не было. Позорить себя не позволю! Опомнись, Петька! Куда же любовь твоя подевалась? Знать и не было у тебя чувств никаких, коль наветному слову так быстро душу распахнул? Принял, как родное. Думай, Петька! Думай! Еще не поздно все исправить.

Прислушайся к сердцу. Может оно поможет в трудную минуту. Ноги принесли Петьку к брату Валькиному. Сели за стол в огороде. Брат бутылку принес. Выпили. -Ты с кем к Вальке в мое отсутствие заходил?-перешел к делу Семенов. -Друг мой, в гости заехал,-захмелел братец.-Ну я решил сестренкой похвастаться. Ему все одно делать нечего.

-Ну и как, похвастался? -Знамо дело,-расплылся в улыбке брат.-Сильно понравилась ему. До отъезда все вспоминал. Эх, говорил, кабы не замужняя она была, то непременно бы с собой увез. -Ясненько,-побарабанил пальцами по столу Петька.-А скажи мне: было между ними чего или нет? -Да ничего не было,-вытянулось лицо Валькиного брата.

-Чего ты несешь? Сестра у меня порядочная, да и друг не бабник какой. Офицер, человек уважаемый, с понятиями. -А вы, стало быть, ночевать остались? -Да мы бы домой пошли. Валька уговорила. Куда, дескать, на ночь глядя. Ну и посидели еще, а потом спать пошли. Я с другом в избе на диванчике, а Валька к себе в пятистенок ушла.

-А вы вместе с ним уснули? -Да нет,-покраснел брат.-Я раньше. Выпил, чую повело меня. А они вроде еще долго на кухне общались. Когда мне друг под бок-то улегся и не помню. А к чему ты спрашиваешь? -Да ни к чему,-налил еще по стакану Семенов. Нет, Петька, не уяснил ты еще всего! Не делай выводов! Рубани паутину молвы, скинь с себя. Всю жизнь потом себя корить будешь, а не исправишь того, что сейчас изменить можешь.

Иди к Вальке, сделай вид, что не говорил ей слов тех обидных. Обними ее и забудь дурное. Смурнее тучи вернулся Петька под вечер в Холман. Но решился сходить к Пашке, дружку своему закадычному. Ему, хоть и стыдно, а душу излить можно. Он сплетен не собирает, поймет. Наставит на путь истинный. -Я вот так разумею,-гордый от возложенной на него миссии пробасил Пашка.-Было ли, не было чего, сейчас уж не узнаешь.

Хотя скорее не было. Бабам только дай кого грязью полить. Но если молчит, глаз не отводит, так чего тебе надобно? Ты ее любишь, она в тебе души не чает. Ну был грешок, а любовь-то осталась. Мой батька вон до сих пор не знает: его я сын, или от городского, что приезжал в тот год. Вроде на отца похож, а с другой стороны посмотреть — непонятно на кого. Батя иногда как напьется, так матери все время меня припоминает. А она молчит.

Если и согрешила, так в могилу с собой это унесет. Отец говорит по этому поводу бабы на деревне тоже много судачили. Но почесали языками годик, смотрят — наплевать бате, и угомонились. А почему? Да потому что отец у меня мужик, переступил через это. Родной я ему, или нет? Сейчас уж не поймешь. А только любит он и мать, и меня как своего. Так что выбрось из головы. Лучше вас пары нет. Иди домой и считай, что не было ничего.

Совсем ты, Петька, запутался. Вроде и сам понимаешь, что верна Валька, и Пашка дело говорит, да и не подтверждается фактами молва. А только слаб ты. Не побороть тебе паучиху проклятую. Слуг у нее гораздо больше, чем у правды. Видит она, что сомнения тебя гложат, а отступать не желает. Лакомый кусок бросать кому охота? И брызжет молва в тебе своим ядом, губит любую разумную мысль. Кто кого? Побрел Петька к дому.

Мысли путаются. Ни к какому решению прийти не может. И хочется верить жене, но с другой стороны — неужели мать врать будет? Ощущал на пути Семенов, как в спину ему отовсюду смешок летит, шепотком злым подгоняемый. Навстречу Манька попалась. Шла от колодца с ведрами. -Здравствуй, Петя. С пополнением тебя,-хихикнула она. -Скажи, Манька,-остановил красавицу Петька.-Ты точно знаешь, что у Вальки с военным тем было? Ты видела?

-Ничего я не видела,-криво усмехнулась Лебедева.-Да только знаю. Народ зря говорить не будет. Сам знаешь, деревня. Тут ничего не утаишь. Свечку не держала, а вот что не было ничего — твердо сказать не могу. Ну бывай. Некогда мне лясы чесать. Иди готовься к отцовству. За Валькой теперича глаз да глаз нужен. И принял Петька решение, как ему показалось самое лучшее. Завалился домой. Сел за стол и сказал смурной Валентине, подпирающей косяк:-Не могу я все же без тебя. Прости меня, если можешь за слова дурные.

Давай сделаем так. Езжай в областную больницу, сделай аборт, пока не поздно. А дитенки — дело наживное. Сделаем еще. Зато так спокойнее нам. И подозрений не будет, и смешки по деревне прекратим. Коли и было у тебя что, так без ребенка забудется. Я уже, считай, забыл. А ежеле дите все же чужое, то всю жизнь как бельмо на глазу маячить будет.

Ничего не ответила на то Валентина, лишь быстро собрала чемоданчик, холодно поцеловала мужа на прощание и ушла в ночь к своим родственникам в родную деревню. Эх, молва, молва. Страшная хищница. Редко кто устоит перед ней, глаз не отведет. Сколько душ перегубила, а сколько еще перегубит. Вот и ты, Петька, сдался в борьбе с ней.

Не смог задушить. А задушила она тебя. Ох, Петька, Петька. Любовь твоя хрупкая, стеклянная. Ударишь слегка, она и рассыпалась на кусочки мелкие. Так тебе и суждено видно дальше одному мыкаться. Не вернется больше Валентина. Аборт делать не станет. Родит. Будешь ты к ней еще ходить, порог обивать. Умолять станешь назад вернуться. Только бесполезно это. Через два года выйдет Валентина твоя еще раз замуж.

Возьмет ее райцентровский. Чужого сына будет как родного любить. А в благодарность жена ему еще двух принесет. И не вспомнит о тебе больше Валька. Вычеркнет из сердца навсегда. А ты, может, сына своего еще когда и увидишь, если не сгинешь от запоев. Глянешь и поймешь сразу кому доверять стоило: любви своей или молве злосчастной. А молва что, твои соки выпила, насытилась на какое-то время и дальше пошла, новую жертву в свои сети выслеживать, да сил набираться.

Николай Заусаев