Не шей мне матушка красный сарафан
Русские романсы
Не шей ты мне, матушка, красный сарафан,
Не входи, родимая, попусту в изъян.
Рано мою косыньку на две расплетать,
Прикажи мне русую в ленту убирать.
Пускай непокрытая шёлковой фатой,
Очи молодецкие веселят собой.
То ли житьё девичье, чтоб его менять,
Торопиться замужем, охать да вздыхать.
Золотая волюшка мне милей всего,
Не хочу я с волюшкой в свете ничего.
Дитя моё, дитятко, дочка милая,
Головка победная, не разумная.
Не век тебе пташечкой звонко распевать,
Легкокрылой бабочкой по цветам порхать.
Заблекнут на щёченьках маковы цветы,
Прискучат забавушки, стоскуешься ты.
А мы и при старости себя веселим,
Младость вспоминаючи на детей глядим.
И я молодешенька была такова,
И мне те же в девушках пелися слова.
Все русские романсы
Про то, как скупая Олёнка жила
За всю жизнь, Олёнка не жила богато. Питалась тем, что грибов да ягод из леса принесёт, да кое-что, из посаженного, на огороде соберёт. Продукты покупала по дешевке, просроченные. Одевалась не в новом да баском, а носила, заплата на заплате, чужие обноски. Чужой увидит и подумает, что эта жонка пьяница, так неряшливо и убого выглядел её наряд.
С деньгами Олёнка жила, работала ударно и пенсию заработала, по деревенским меркам, большую. За квартиру платить не надо, все удобства на улице, но не привыкать сельскому жителю к этим мелочам. Дети выучены, у всех семьи, с её денег не теребят.
Теперь пожить бы для себя, покрасоваться в одиночестве и покое . Как спокойно жить станешь? Когда появилась неизлечимая болезнь, под названием «скупость». Хотя и говорят в народе, что скупость не глупость. Но как можно назвать человека не скупым, если жалеет себе покупать еды, чтобы хорошо питаться.
От большой жадности, Олёнка деньги копила да в чёрный, капроновый, чулок пихала, потом его куда-то от себя прятала, перепрятывала и куда положила забывала. Обвинить в воровстве некого, одна жила да маялась. Целыми днями искала свои, денежные, прятанки, перерывала вещи, смотрела мебель, ползала в подполье да на подволоку.
Пока искала одну потерю, находила другую, и не могла вспомнить, когда же она положила сюда узелочек с деньгами? Вот так Олёнка жила: с деньгами, и в тоже время без них. Когда находилась в разуме и памяти, соседкам взаймы денег давала, да не терпела временем.
Вечером прибегала за деньгами, и требовала долг отдать. Приходилось соседке идти перезанимать в другой конец деревни, и Олёнка с ней. Не захотели жонки пересудов да позора от её займов, перестали к ней обращаться. Вот так отошла от общения с деревенскими людьми.
Перестали деревенские её тревожить. Питалась плохо, забывала что есть надо, а покормить некому. Поэтому здоровье сильно пошатнулось. В последние годы сильно умом повредилась, заговариваться стала. Кого не встретит, всех спрашивала про большой, кожаной кошель, с перламутровой пуговкой посередине.
-« Не видал-ле фто, жонки, етогово кошеля, шибко порато там много денег накладёно, да вот не знаю куды спрятала? А бат ты украл? — Украл, дак отдай!» Деревенские слушали её речи и старались помочь, но услышав, что ты украл, не связывались, обходили, сумашедшую, старуху стороной. В последнее время перестала появляться на улице.
Не ходила за водой к колодцу, в магазин за хлебом. Время было страда, сенокос, деревенскому народу не до Олёнки, старой да дикой, своих дел невпроворот. Хватились уже после Ильина дня, стали спрашивать: «Где это Олёнка? — Дика-та!» . Вот тогда-то жонки, от любопытства, решили сходить до её дома, да не смогли, в ворота достучаться.
Тогда стали в окошко барабанить, и тут без толку, никто не отвечает. Раму сломали, залезли, кто побойчее да помоложе, а она и жива не бывала – давно уже остыла. В дому-то не продохнёшь, грязи да барахла — шагу не шагнуть и ногой не ступить. По телеграмме дети приехали, похоронили честь по чести, как полагается по, христианским обычаям.
В последние годы не общалась она со своими родными, всё жалела денег. Думала, что приехали-то не ради её, а денег просить. После похорон стали порядки в дому наводить, да, между делами, хотели кубышку с деньгами найти. Вместо денег, нашли мышиные огрызки денежных купюр — всё, что осталось от Олёнкиной кубышки.
В деревне, завидущие на чужое добро, долго думали да гадали: «Куда же это делись Олёнкины миллионы?» Что только злые языки не фантазировали, да не мечтали о чужом богатстве. Но так никто и не узнал, была ли на самом деле, с деньгами кубышка-то?» Про то одна Олёнка знала, да не расскажет, уснула вечным сном.
Сергей Засухинпоздеев