Русские романсы

Газовая косынка

Ты смотри никому не рассказывай,
Что душа лишь тобою полна.
Что тебя я в косыночке газовой,
Дожидаюсь порой у окна.

Что тоскую, люблю тебя пламенно
И страдая хочу лишь тебя.
Ты молчи, все скрывай, точно каменный,
Точно в сердце твоем нет огня.

Никому не скажи что я нежная,
Что люблю, что грущу, что твоя.
Что сковало нас счастье безбрежное,
Что до смерти твоя буду я.

Если любишь меня не отказывай,
Об одном только помни всегда.
Ничего про любовь не рассказывай,
Ничего, никому, никогда.

Все русские романсы

Старый дом,новый дом

Деревенский дом, одиноко дремавший всю зиму, словно расколдовали. В оживших комнатах, солнечных и прохладных, звенел весёлый оркестр. Женский смех вторил звону хрустальной посуды, ребятишки на веранде шумно возились с котятами под присмотром сыто мурлыкавшей кошки. Из открытой машины, стоявшей у крыльца, доносился неугомонный радиощебет.

Семья, возбуждённо гудевшая слаженным роем, готовилась к вечернему застолью. Собирались праздновать полувековой юбилей Геннадия, старшего из трёх братьев Егоровых. Ждали только Николая: топкая городская суета никак не хотела отпускать серьёзного делового человека в родные места.

– Дядя Гена, а правда, что от старого дома после пожара, кроме печки, совсем ничего не осталось? – спрашивала у юбиляра восьмилетняя племянница Варя, забежавшая в кухню налить молока для кошачьего семейства. – Да, Варька! Всё дотла сгорело, до последнего брёвнышка! А ведь мы с твоим отцом и дядей Колей в этой избе родились, всё детство здесь провели…

Ничего огонь не пожалел. Даже скот сгорел вместе с пристройкой. И от Мухтаровой конуры, что возле дома стояла, только махонькая горсточка пепла осталась да чёрная цепь. А сам он в это время в сенях сидел – морозы-то крепкие были! – так и погиб, бедолага… Смотрю на тебя, Варюша, и думаю: жаль, что бабка с дедкой никогда не увидят, какая у твоего бати кукла выросла!

Вылитая баба Лида! – Геннадий погладил Варвару по светлым косичкам и взглянул в окно. Весеннее небо переливалось мягкими красками заката. Это привычное чудо природы часто отзывалось в сердце Геннадия предчувствием счастья, неуловимой тенью проходящего мимо. Он чувствовал, что разгадка этого короткого опьянения не там, за румяными облаками, а в нём самом, но искать её отчего-то совсем не хотелось… – Гляди, племяшка, какой закат!

– Ага, вижу, – отозвалась девочка и продолжила поиски подходящей для кошачьего пира миски. Лес, начинавшийся сразу за картофельным полем, вонзался сосновыми верхушками в вечернее небо. По правде говоря, были мгновения, когда этот лес, волшебный мир Генкиного детства, снова казался ему таинственным Лукоморьем, где каждая былинка жила своей сокровенной жизнью, перемигиваясь с мальчишеской душой. Опять засосало в груди, закололо.

«Пора бы бросить курить», – умело ускользнул Геннадий от самого себя. Туман минутной, по-детски уютной грёзы улетучился. Именинник вспомнил, что он давно взрослый, что третьего дня ему стукнуло полвека, что рубить лес – его хлеб насущный, и никаких «лукоморий» не существует. Сказками сыт не будешь, а вековые стволы, стонущие под топором во имя цивилизации, во имя человеческого – и его, Генкиного, в том числе – благополучия, другое дело!

Благополучие – вот сказка, в которую должен верить трезвый человек. «Должен… Тьфу! – отозвался в Генке кто-то, с кем так трудно было примириться, особенно в последние годы. – Ну ладно, хватит, сегодня же при всех нужно сказать Николаю, что ухожу. Устал крокодил Гена, выдохся, пора на пенсию». – А новый дом вы с дядей Колей построили? – спрашивала Варя, наливая молоко в большую («Чтобы всем хватило») миску. – Построили, кроха. На том же самом месте, на родном, как говорится, пепелище! Хороший дом-то? Нравится? – Нравится. Дядя Гена, а папа вам помогал?

– Папе в это время было не до того – он диссертацию писал. Да и не больно-то наездишься к нам из вашей Белоруссии. Вот мы вдвоём с дядей Колей и управились. Дядя Коля ведь у нас лесопильным заводом заправляет – большой человек. А ещё городские товарищи немного подсобили… А Лёнька, отец твой, только к строительству новой бани подоспел. Вот тут уж помогал, ничего не скажешь…

Гляди-ка, лёгок на помине, – Геннадий услышал во дворе голос брата, – с покупками, наверное, идёт! Беги встречай, Варвара!  Родительский дом загорелся чёрным январским вечером, в субботу, когда хозяева, по деревенскому обыкновению, мылись в бане. Оттого и спаслись: огонь вспыхнул в сенях, где стоял старый холодильник; добраться сквозь пламя до входной двери супругам было бы невозможно, да и через оконные проёмы два грузных старика вряд ли смогли бы выбраться на волю.

Только старый пёс, которого пустили погреться, оказался в доме в роковую минуту. Дверь была заперта от непрошеных гостей, потому и погиб Муха вместе со старой хозяйской избой. Виктор Андреевич, первым вышедший из бани, сквозь глухую заслону в ушах слышал, как скулил в огне пёс.

Когда-то едва прозревшим пушистым комком принёс он его домой для верной сторожевой службы и охотничьих приключений… В хлеву, пристроенном к дому, метался напуганный скот. Так и стоял старик на банном крылечке, как примёрзший, в фуфайке, накинутой на одно плечо.

Ни звука, ни одного слова не смог вымолвить – всё внутри будто замерло, заледенело. А через несколько мгновений услышал, как за спиной его заголосила супруга, вышедшая из предбанника. Зарево поднялось высоко. Говорили, что и с другого конца деревни было видно, как полыхал большой и гостеприимный егоровский дом, в котором едва ли не каждый житель Липной Горки хоть когда-нибудь да отведал душистого чая с ревенёвыми пирогами Лидии Михайловны…

Соседи – в основном старики да старухи – собрались у ворот. Тётя Маша, ближайшая соседка, опасаясь, что огонь перебросится на её двор, быстро вызвала из города пожарных и «скорую помощь» (врача в деревне давно не было). По её наказу мужики из толпы подхватили под руки обмякшую и онемевшую Лидию Михайловну, кое-как подняли лежащего без сознания Виктора Андреевича и потащили в соседский дом.

По заснеженным тёмным дорогам пожарная и «скорая» добирались долго. Ближе к середине ночи пламя потушили… Сквозь рассветную синь проступал во дворе силуэт обожжённой печи. На скамейке возле бани, спрятав лицо в чёрных от сажи руках, сидел Геннадий, примчавшийся из города вместе с Николаем. А тот пару часов назад уехал с родителями на «скорой» в городскую больницу, оставив машину старшему брату. И Лидию Михайловну, и Виктора Андреевича увезли в реанимацию с диагнозом «инсульт».

Леонид, которого в Минске всю ночь отчего-то мучили кошмары, узнал обо всём ближе к обеду, когда вернулся с лекций домой.  – Пап, ты чего так долго? Все волновались уже! – Варя выхватила у отца сумку с покупками и понеслась в дом. Валентина и Ольга, супруги братьев, заправлявшие подготовкой к застолью, давно ждали сметану и масло, сходить за которыми в деревенский магазин вызвался Леонид. Но он оказался там не сразу…

Желание пройтись по Липной, поглядеть, как живёт она, надышаться весенним воздухом не оставляло его всю дорогу от Минска до Петербурга, от Петербурга до Тихвина, а на пути к деревне просто опьянило. В последние годы в родных местах Леонид бывал редко, в основном во время летних каникул. Был пару раз и зимой: после пожара, а потом на похоронах матери, умершей в такую же морозную зимнюю ночь, в какую сгорел дом, только два года спустя. А за полгода до этого, летом, когда они с семьёй гостили в деревне, ушёл из жизни отец. Миновав магазин, Леонид свернул на соседнюю улочку.

По обеим сторонам дороги тянулись ветхие избы вперемежку с новыми дачами, построенными на месте старых деревенских домов. Кое-где на лавочках у заборов сидели старики; на дороге играли с мячом ребятишки. По деревенскому обыкновению Леонид здоровался со всеми – и ему отвечали, махали рукой, но, похоже, не узнавали. И Леонид пока, в эту первую свою прогулку по деревне, не торопился подходить к старым знакомцам и заводить разговоры.

В зарослях сирени укрылось покосившееся одноэтажное здание почты. Неподалёку располагалась старая библиотека. Много счастливых часов провёл в ней Леонид, здесь впервые почувствовал, как крепнет душа, как становятся на крыло первые мысли. Казалось, тут и решилось его будущее. Однажды ворвавшись в необъятный, но сразу ставший родным мир литературы, Леонид уже не представлял, как можно жить без него, без постоянного диалога с ним, без тех вопросов, которые его творцы адресовали лично ему, Леониду Егорову.

И нужно было отвечать, иначе как проживёшь? В семье, где без книг жили не тужили, дивились его читательской страсти, рассматривая её как преходящую причуду юности. Оказаться бы за любимым столом у окна на солнечной стороне читального зала да вдохнуть аромат пыльных книжных страниц!.. Но крыльцо сгнило, дверь заколочена, окна заклеены жёлтыми газетами, да и само здание скромно виднеется из-за бурно разросшегося кустарника.

Над крышей библиотеки, едва крепясь на старом деревянном шесте, развевается грязное, рваное полотно российского флага. Рядом находился клуб, в котором юный Лёнька с друзьями танцевал до зари короткими летними ночами. И снова – заколоченные двери, заставленные фанерой окна. Всё помнил Леонид, но ничего не узнавал.

Всего-то пару десятилетий прошло – и жизнь, кипевшая здесь не один век, почти иссякла. Да и нужна ли эта жизнь Варькиному, например, поколению, которое через несколько лет добровольно замуруется в виртуальном мире, и всё это, вековое, уходящее, покажется его обитателям не более чем причудливой экзотикой…

Так размышлял Леонид, шагая по деревне. А вот и старая двухэтажная школа, осенённая тенями берёз и высоких лип, которых в деревне было предостаточно, потому-то и называлась она – Липная Горка. Давным-давно сюда на учёбу из соседнего Марково вместе с дружной компанией ребят ходили за руку неразлучные с детства Витёк и Лидушка. А теперь они там, на зелёном пригорке за школой, в небольшой сосновой рощице, где раскинулось древнее кладбище. Леонид остановился, чтобы нарвать два небольших букета из первых весенних цветов…

– Ну, Лёня, мы уж думали, совсем не придёшь! – шутя возмущалась Валентина, когда брат юбиляра зашел в кухню выпить стакан воды и поцеловать жену. – А я, мои хорошие, по деревне решил прогуляться. Давно не был на родине. Не удержался! – Нам сметана к столу нужна, а он прогуливается. Чудной у тебя муж, Оленька! – А он у нас, Валя, пока диссертацию о «чудиках» писал, сам в чудика превратился!

– Я, милая, превратился в него гораздо раньше, потому и взялся за Шукшина, – улыбаясь, ответил Леонид. Женщины, игриво вздохнув о вечном мужском детстве, вернулись к кухонным заботам. – Лёня, выйди на пару слов! – окликнул Леонида Геннадий, куривший на лавочке во дворе. Николая все ещё не было. Недавно он позвонил – сказал, что будет часам к восьми, а пока можно начинать без него.

Леонид вышел во двор и сел на скамейку рядом с братом. – Разговор к тебе есть… – сообщил Геннадий. – Выкладывай. Геннадий, глянув на кухонное окошко, тихо и неспешно заговорил: – Я, знаешь, сегодня хочу сказать Николаю, что собираюсь уволиться. Он и сам справится, а я вот не могу больше.

– Вот так новость! Что случилось? – удивился Леонид. Брат Геннадий давно работал с Николаем, жил не тужил, добра наживал – и вот, пожалуйста. – Устал, – вздохнул Геннадий. – Устал? А со здоровьем как? – Да ничего, слава Богу… Геннадий помолчал, опустил голову. Снова закурил и продолжил:

– Я же, Лёня, по этому лесу босым мальчонкой бегал, как по дому родному… Ты слышал? Волки липногорским нашим покоя не дают. Лес пилят – им кормиться негде, вот и идут в деревню. У деда Гриши вон какого пса загрызли – сам как волк был. А тут зимой приедешь на выходные – под окнами воют, чуть ли не в форточку заглядывают.

Я даже пристрелил одного как-то, сверкал тут глазищами на дворе… А ведь это мы их сюда гоним… Леонид оживился. Такого разговора он не ожидал. – Вот оно что, Генка! Если по совести, ты прав. Лес рубите, опилки в болотах топите. Бог знает, что такое. Но семью-то кормить надо… – В том-то и дело, что надо! Валька мне этого точно не спустит…

– Конечно, не спустит! Ты и меня удивил – а она?.. Но если работа стала совсем не по душе, не по совести, то и завязывать с ней надо. Душа ведь не казённая – такой груз на ней таскать… А службу себе найдёшь ещё. Знакомых у тебя в городе много – помогут. – Леонид помолчал, улыбнулся. – А я тебя поддерживаю. Правда твоя: тяжело смотреть на всё это…

Надо хоть что-то делать. Уходит деревня, уходит лес, а мы всё новыми заборами от этого отгораживаемся – моя, мол, хата с краю, я дачник, человек не местный, сезонник… Геннадий заулыбался и благодарно похлопал младшего брата по плечу. – Знал, что ты поймёшь. Спасибо, Лёня. Светлая ты голова! Вот теперь у меня настоящий праздник!

Через несколько минут совсем близко послышался добротный рокот колёс: на глянцево-изумрудном джипе подъезжал к воротам нового дома Николай со своей семьёй. Валентина и Ольга, вскрикнув от радости, скинули фартуки и вместе с детьми выбежали встречать дорогого гостя.

Синюк Виктория