Русские романсы

Когда я на почте служил ямщиком

Когда я на почте служил ямщиком,
Был молод, имел я силенку.
И кpепко же бpатцы в селенье одном,
Любил я в ту поpу девчонку.

Сначала не чуял я в девке беду,
Потом задуpил не на шутку.
Куда ни поеду, куда ни пойду,
Все к милой свеpну на минутку.

И любо оно, да покоя-то нет,
А сеpдце болит все сильнее.
Однажды дает мне начальник пакет,
Свези, мол на почту живее.

Я пpинял пакет и скоpей на коня,
И по полю вихpем пpомчался.
А сеpдце щемит и щемит у меня,
Как-будто с ней век не видался.

И что за пpичина, понять не могу,
И ветеp поет так тоскливо.
И вдpуг словно замеp мой конь на бегу,
И в стоpону смотpит пугливо.

Забилося сеpдце сильней у меня,
И глянул впеpед я в тpевоге.
Потом соскочил с удалого коня,
И вижу я  тpуп на доpоге.

А снег уж совсем ту находку занес,
Метель так и пляшет над тpупом.
Разpыл я сугpоб-то и к месту пpиpос,
Моpоз заходил под тулупом.

Под снегом-то бpатцы лежала она,
Закpылися каpие очи.
Налейте, налейте скоpее вина,
Рассказывать больше нет мочи.

Все русские романсы

Райские яблочки

Проснувшись, Матренушка блаженно улыбалась, вспоминая свой удивительный, запомнившийся до мельчайших подробностей сон. Будто она маленькая девочка, сидит на коленях у Боженьки. Он такой большой, излучающий доброту и свет, гладит ее ласково по головке, а она словно купается в исходящей от него любви и благодати. Каждое прикосновение наполняет ее ощущением непередаваемого счастья — так бы и сидела… Господи, хорошо-то как!

Эх, вставать пора, но так не хотелось вспугнуть навеянное сном чудесные впечатление. — Полежи-ка еще, Матрена Филипповна! — вслух разрешила она самой себе, и рассмеялась. За всю ее долгую жизнь, по имени отчеству сроду никто и не называл. Невысокого росточка, легкая на подьем, улыбчивая и простодушная, ну, какая уж там Филлиповна! Как повелось с детства — Матрешка, Мотя, Матренушка, так и прижилось до старости…

Тихонько, будто волны от колесного парохода, накатили воспоминания. С мужем Егором она вырастила восьмерых детей. Бывало, рассказывая,  начнет она их всех перечислять по именам и старшинству, да на ком-нибудь обязательно собьется. Все дети выросли путевыми: никто не спился, в тюрьме не сидел, семьи не бросал. Правда, трое из шести сыновей погибли уже взрослыми: один утонул, другого током убило, а третий скоропостижно помер от сердечной болезни.

У вспоминающей их Матрёны перед глазами почему-то всплывала одна и та же увиденная однажды картинка, как они после бани утираются одним полотенцем. Муж вытирает лицо серединкой, а сыновья тыкаются лицами в края большого вафельного полотенца. Трогательно и, как-то жалко их… А что делать, жили не богато — на всех полотенец не напасешься! Выживать помогала корова и старая лодка-кормилица: большая и тяжеленная, каждую весну ее приходилось конопатить и гудронить, зато рыбы ловили и сушили столько, что до следующей весны из засохших до каменного состояния лещей варили щи

. С мясными их, конечно, не сравнить, но все лучше, чем пустые! И картошку сажали такими участками, что дойдя до конца загона, его начало даже не видно было… Зато не голодали, жили не хуже других. И черно-белый телевизор «Рекорд» они купили первыми на их улице! Тогда все соседи приходили к ним вечерять, особенно когда показывали хоккей с канадцами или кино про Штирлица. Больше двадцати человек в горницу набивалось!

Тесно — не то слово, зато и весело! С Егором она прожила душа в душу, будто во сне. Любила? Наверное… Родной ведь! Трудяга был, очень скромный,  незаметный, и какой-то  не шибко везучий. Бывало пойдет с соседями за грибами — у них несколько ведер отборных груздей да белянок, а у Егорушки на дне корзинки с десяток серых зонтов с поломанными шляпками, да несколько получервивых маслят. И захочешь порой на него поругаться, а посмотришь — худющий, черный от загара, руки жилами и вспухшими венами обвитые… Да и расхочется.

Оттрудились его рученьки — уже больше двадцати годков нет его на белом свете. Умудрился помереть тихо, так же, как и жил — уснул, а утром не проснулся. — Вот и мне бы так, — мечтательно вздохнула Матренушка. А еще вспомнилось, как однажды, еще в советское время, приходил к ней корреспондент из местной газеты, мол, хочет о ней, о многодетной матери статью писать.

Разные вопросы задавал, и как за царицей записывал, каждое сказанное ее  слово. А в конце… прям рассмешил! Спрашивает: какие у вас увлечения, и как проводите свободное время? — Сынок, да какое же у меня может быть свободное время, увлечения или личная жизнь?! Утром встаешь в пять часов, надо печку истопить, скотину накормить, потом детей в школу проводить и еще на работу успеть.

После работы огород надо полить, ужин приготовить, постирать-погладить. Какая это личная жизнь, когда дети на полатях и на полу, в метре от тебя спят… Я себя голой только-то в бане и видела. Бывало ночью Егор разбудит, отведет на погребку — вот там у меня,  вся личная жизнь за десять минут и проходила. Молоденький корреспондент-то стушевался тогда от ее откровенного признания, и торопливо пощелкав фотоаппаратом, быстро распрощался. Но статью хорошую написал!

Пожелтевшая газетная вырезка с их семейной летописью, до сих пор храниться в коробке с фотокарточками… Раньше Матрене их домик всегда казался маленьким и тесным. Но за годы,  что расплескали ее детей по разным городам и государствам, дом будто вырос и сказочно раздался в размерах. По ночам, иногда слышались какие-то звуки и скрипы, словно кто-то шаркая и тяжко вздыхая бродил по старым половицам, звякал на кухне ложкой… Поначалу Матренушка пугалась: — Кто там?! —  кричала она срывающимся голоском  в густую непроглядную темноту.

Потом привыкла, пряталась комочком под одеялом,  и шепча молитву Богородице-заступнице, засыпала. Жутковато ей одной и грустно, но что поделаешь — доля такая. Однако грех на жизнь жаловаться, сама себя обслуживаю, никому не в тягость — уже хорошо! Часто ее навещали дочка Тоня с  зятем, реже внуки — единственные, кто из ее многочисленного потомства остались жить в родном городе… Воспоминания ее прервал стук в окошко:

— Мама, открывай! — Ой, Тоня пришла! Надо же, будто услыхала, что о ней думала! — обрадовано встрепенулась Матренушка, торопливо одевая халат. — Ты чего лежишь, не заболела ли? — увидев разобранную постель, поинтересовалась дочка. Матренушка начала было пересказывать ей свой чудесный сон, но дочка слушала рассеянно и лишь кивала. — Мам, даже не знаю, как тебе сказать.

Короче, у нашего Сашки… девушка залетела, свадьбу придется играть. -Ну так и хорошо, правнука поняньчую, помогу им! — обрадовалась Матренушка. — Со мной будут жить! — Не будут они с тобой жить… одни хотят. Ты бы только видела его избранницу: ветер в голове — интернет, подружки, ногти вот такие отрастила, только и знает, что кремами себя намазывает. Мне как-то говорит: обожаю по квартире голой ходить….

Короче, для тебя в их жизни  места нету. — Может, тогда меня к себе заберете, я много место не займу, а там Господь, глядишь и приберет, — робко предположила Матренушка. — Мамулечка, ну куда я тебя устрою в нашей двушке! Сама знаешь, и так друг на дружке: я, муж и еще две дочки. — Сама уже которую ночь толком не сплю, все думаю — расплакалась Тоня.

Если ипотеку брать — денежный залог нужен, без него не дадут. Квартиру снимать Сашка, с его зарплатой в пятнадцать тысяч, тоже не потянет. Чем помочь — не знаю, сами  концы с концами еле сводим. Даже свадебные расходы оплатить, и то кредит брать придется! —  А по поводу тебя, уже звонила сестре, братьям… но пока все думают. И подозреваю, что ничего не надумают, у всех свои семьи и проблемы. — Это что же, получается — никому я не нужна? — не поверила Матренушка.

Ну, откуда я знаю, мам! Говорю тебе — думают! Есть один вариант, но язык не поворачивается тебе такое сказать. — Говори, как есть! — встрепенулась Матренушка. — Тут недалеко, в одном селе есть дом-интернат для пожилых людей, говорят хороший. — Там медицинское обслуживание, питание, парк, озеро, — Тоня, начала перечислять никогда не виденные ею прелести. — Как в раю, короче! Только попасть туда трудно… У меня начальница дружит с директором интерната, говорит, что на днях освободилось одно место.

Но если ты туда не хочешь, то забудь — я тебе этого не говорила! Матренушка задумалась, почему-то сразу вспомнился ее чудесный сон. — Когда ехать-то надо? —  решилась она. — Завтра, — как короткий приговор выдохнула Тоня. Ну ладно, иди, дочка. Я к утру соберусь… Готова буду. Весь день у Матренушки получился прощальным и трогательным.

Она обошла огород, где за минувшие десятилетия каждый клочок земли был многократно перекопан и ухожен ее руками. Постояла в садике, любуясь, как на вишнях брызнули белым цветом распустившиеся почки, погладила шершавый ствол старой яблони. Потом ноги привели ее в сарай, в котором когда-то давным-давно жила их корова, и ей вдруг почудилось, будто из глубины явственно пахнуло парным молоком, свежим сеном и жарким коровьим дыханием…

— Зорька, Зо-оренька, — как бывалочи, тихонько и нараспев позвала она в пустоту… Облачко светлой плаксивой грусти неотступно сопровождало Матренушку на всем ее неспешном пути, но плакать в такой солнечный день отчего-то совсем не хотелось. Вечером она принялась перебирать фотографии, и вглядываясь в лица живых и усопших сродников, вспоминала былое… А когда день отгорел и оконные проемы залепила темнота, к ее кровати подошел «тот неведомый», кто скрипом половиц пугал ее длинными ночами.

Его близкое присутствие Матренушка чувствовала сразу, однако прежнего страха не испытала. Наоборот, было чувство, что это кто-то очень добрый и родной пришел ее утешить или попрощаться. У щеки пронеслось дуновение и мягкая мохнатая лапа ласково погладила ее по голове. Баюкает, жалеет меня батюшка — только и успела подумать Матренушка, погружаясь в сон. Утром за Матренушкой приехала Тоня с мужем, но зять, едва переступив порог не сумев сдержать слез,  убежал курить в свою старенькую «шестерку».

— Мам, а ты чего так мало вещей собрала? — удивилась Тоня, приподняв старенький дерматиновый чемоданчик.  — Ну,  а что мне нужно: иконка, халатик, белье сменное и одежда смёртная. А если что еще понадобиться, так вы потом привезете, — просто ответила Матренушка. Закрыв дверь на замок, Матренушка передала ключ  дочери, и перекрестившись  поклонилась в пояс дому и дворику.

Прощайте, простите меня Христа ради… — Мама, а давай ты никуда не поедешь! — в голос разревелась Тоня. — Я себя сейчас такой тварью чувствую! Да пропади оно все пропадом, я бы сама вместо тебя с радостью поехала! Так  как мы сейчас живем, разве это жизнь?! — Мать родную в богадельню провожаю, детям дать нечего, муж, чтобы семью прокормить, все здоровье на вахтах растерял. Господи, ну почему нас в таком государстве жить угораздило?! — Родину любить надо, дочка! — строго наказала Матренушка.

— Я родину люблю, мама, а государство — нет! Не хотела тебе говорить, у меня в груди опухоль нашли, сейчас жду результаты анализов. По больницам ходить деньги нужны — сюда тысячу, тому пятьсот, а мне их всего двенадцать тысяч в месяц платят, из которых половину за коммуналку надо отдавать! Это Чубайсу, которому государство два миллиона в месяц зарплату платит, хрен знает за что — лечится есть возможность! А нам, голи перекатной, проще и дешевле сразу сдохнуть…

Матренушка, будто в детстве усадив Тоню на облупившееся крылечко, как могла успокоила: — Все будет хорошо, дочка… Господь, он все видит, все управит. Надо только верить! В кабинете директора интерната Матренушка оробела. За всю свою жизнь, за исключением роддома, ни в каких больницах и казенных учреждениях ей прежде находиться не доводилось. Однако директриса оказалась женщиной душевной и добросердечной.

— Да не волнуйтесь вы так, Матрена Филипповна, у нас тут очень хорошие условия для проживания. И Тамара — это соседка ваша по комнате, женщина просто замечательная: интеллигентная, тактичная, даже стихи пишет! А еще у нас традиция есть: каждый кто у нас проживает — высаживает в парке деревце и ухаживает за ним. Вам какое дерево нравится? — Райские яблочки.

Это ранетка такая, — пояснила Матренушка. Когда они с Егором поженились, то он откуда-то принес саженец яблони, который вырос и превратился в ранетку. Варенье из золотистых плодов было необыкновенно ароматным, а дети идя на пляж, всегда набивали карманы этими сладкими райскими яблочками. Вот и прекрасно, у нас завхоз, как раз на рынок собирается, накажу ему, чтобы купил для вас саженец, — пообещала директриса. И лично проводила новую жиличку в ее комнату…

Начальница не обманула, Тамара оказалась очень приятной и общительной женщиной. Вы тоже здесь из-за квартирного вопроса? — спросила она. Матренушка кивнула. — Мне когда сын сказал: мол, какая тебе разница, где сериалы смотреть, я поняла: все,надо уступать жизненное пространство, — продолжила она тему. — Мое решение перебраться сюда, был по достоинству оценено — вот ноутбук купили, чтобы по скайпу общаться и на телефонные разговоры деньги не тратить. Матренушка про «скальп» ничего не поняла, поэтому спросила: — Ну, как вы здесь живете?

— А хотите я вам стихотворение про эту жизнь прочту, — предложила соседка, пододвигая к себе ноутбук. Слушайте…  Стационарный старушечий рай.  Бедный больничный уют.  Знай-почивай, не вари, не стирай,  Ешь-принимай, что дают.  Кормят душевно — котлетка, пюре,  Йогурт и кашка с утра.  Как растянуть затяжное тире —  Знают, поди, доктора.  День между пальцев течёт, как вода,  От ЭКГэ до УЗИ.  Старость не радость. А всё ж не беда.  Так что, болей, не бузи.

 Время по трубочке в вену течёт,  В каплях играют лучи…  Ты под контролем, ты взят на учёт  По показаньям мочи.  В крышке от пепси таблеток щепоть.  Строгий режимный уклад.  Ночью палаты обходит Господь,  Белый накинув халат. — Какие хорошие стихи, сами написали? — полюбопытствовала Матренушка.  — Хотелось бы писать такие стихи, — вздохнула  Тамара.

Это я на одном поэтическом сайте их отыскала, автор стихов Елена Кривчик — очень талантливая поэтесса! А свои стишата я вам завтра прочитаю, тут ведь режим — спать пора… Но утром Матренушка не проснулась. Ночью ее душа покинула тело, чтобы, как в увиденном накануне сне, оказаться на коленях у доброго Боженьки. А Матренушка лежала на казенной койке и улыбалась, так и не узнав, что из разных уголков страны приехали все ее дети, разом пожелавшие забрать ее к себе.

Даже невестка ее внука Сашки, узнав, что бабушку отвезли в интернат, устроила скандал, заявив, что без Матренушки свадьба не состоится, а она будет рада и счастлива жить с ней под одной крышей. Тамара проводила родственников к посаженному Матренушкой деревцу. Обступив, все молча смотрели на последнее земное дело Матренушки.  И вдруг при полном безветрии, неожиданно и стремительно налетел ветерок: нежные, недавно распустившиеся листья саженца ожив затрепетали, словно пытаясь  рассказать что-то очень-очень важное…

Алексей Анатольевич Карпов