Русские романсы

Серебряные свадьбы

Возможно мы обряды знаем слабо,
Возможно мы их стали забывать.
Но русская серебряная свадьба,
Красивей не придумать, не сыграть.

Серебряные свадьбы,
Негаснущий костер.
Серебряные свадьбы,
Душевный разговор.

Не правда ли, что может быть красивей,
Чем этот край березовых лесов.
Чем этот неотрывный от России,
Обычай наших дедов и отцов.

Серебряные свадьбы,
Негаснущий костер.
Серебряные свадьбы,
Душевный разговор.

Остались в сердце внешние капели,
Остались в сердце трели соловья.
И двадцать пять серебряных апрелей,
Вас окружают словно сыновья. 

Серебряные свадьбы,
Негаснущий костер.
Серебряные свадьбы,
Душевный разговор. 

Мужики

  Данилыч рассказывал. Тоже уж давно. Что-то вдруг вспомнилось. Видимо, мозг ревизию проводит иногда. Ну что, надо…        «Случа;й один расскажу. Не так, чтобы особенность какая. Но с того раза мужики наши долго за ружья не бралися. С чего началось-то? Да вроде бы и ни с чего. Просто сезон охоты открылся. А охота, она ж, как говорится, пуще неволи. Мужики ружья готовят, патроны снаряжают. Бабы… А бабы тоже, кто кастрюли, на утку, а кто и скалку – на мужика. Это уж кому что.

Далёко-то у нас не ездют, рядом всё. Можно на Карым, а можно на Югово озерко, оно и вовсе близко. Потому и не собираются долго. Ружьё да патронташ с патронами, вот и весь сбор.

Ну-к, сапоги болотные, это уж само собой, кто в тапочках на охоту ходит? Водку?! Да ты что?! Кто ж на охоте пирует??? Так, разве что размочить маненько. По пол-литре на брата. И всё. Ну, по две. Это уж само большое. А больше – ни-ни! Что ты, разве ж можно, охота – дело серьёзное!

  Ладно. Собрались. Кузьма, помню, был. Пантелей, брат евоный, прие-хал. Двое с района, этих уж Егорыч, завгар наш, пригласил. Интеллигенты, иху мать. Им, вишь, не то, что поохотиться, сколь на природу вырваться. Знаем мы ихнюю природу! От бабы подальше смотаться, да водки похлебать, вот и вся природа. Чё тут секретного… Ага. Ну, ещё Пашка, шо;фер наш, на УАЗике, Егорыч, сам, и я.

  Собралися, значит. А суббота же была, к вечеру. Хотели на вечернюю зорьку успеть. Успели, мать иху…

     На Югово поехали. Близко и утка там здоровая. Да и место знатное – кругом камыши, а по праву руку – бережок такой, пологий, ровненько так, и место укромное, за берёзами. Вот. Ну, за открытие грех не выпить, сам бог велел. По чуть-чуть – оно не то, что не вредно, а в самый раз, не пьянки ради, а здоровья для, как говорится. Выпили. Закусили. Обратно выпили. Закусили. Закурили.

Чтобы время не терять, ещё по одной пропустили. Сидим. Душевно так – озерко, чайки по-над ним, утки там всякие плавают, и мы, на берегу. Разговорились. Кто о чём. Кто-то детство вспомнил. Пантелей про огурцы, Егорыч про сад колхозный. Красота! Городские тока головёшками кивают, дескать, понимаем, дескать, уважаем! Да… Ага… Ну чё, решили, что нынче по вечерней утка на крыло не пойдёт. Так что можно разливать смело, с утра встанем, там и сезон откроем.

  Разлили, выпили, закусили. Всё бы ничего, да Егорычу вдруг взбрело хвастать, как его отец в детстве драл. Ремнём и вицей. – Чё б вы понимали! Это ж кому столько стерпеть! – Поди, было, за что? – Знамо дело! Одних петухов извёл – шесть штук! А пороху сколь у бати сожгли, скажи, Пантюха! – Дак чё, было… Меня тогда дядь Ваня ваш тоже огрел пару раз! – Эва! Пару! Меня знашь, как драл?! За всё! Бражку, к примеру, солью; у него с бутыли, водой разбавлю. Батя – похмелиться, а там разбавуха!

Ну, поймает меня, выдерет, как сидорову козу, а толку, бражки-то уж нету. Через эту брагу кожа у меня на том месте, на котором сидят, задубела так, что ни гвоздь, ни заноза не страшны. Кузьма заулыбался, рот скривил. – Прям уж так уж! – А не веришь? А на спор?! – Была охота в твоей заднице гвоздём ковырять! – Дак чё гвоздём! Во, на; вот патрон, дробь, три ноля! Хошь, проверим?

Встану вон у той берёзы, штаны спушшу. А ты пали, прямо в яблочко! Нисколь не боюсь, говорю же – задубела! – Да хорош уже. Перепил штоль? Эк хватил – тремя нолями в жопу стрелять! – Что, слабоват? Ладно. Данилыч, давай ты? У тебя тоже двенадцатый ка-либр? Мне чёйта сперва страшновато стало, дескать, не стоит оно того? – Да ты не робей! Я ж сам тебе говорю, не кто-нибудь!

Ну, я патрон взял, Егорыч к берёзе отошёл. Штаны спустил, задом повернулся и машет, давай, мол, пали;! А меня сомнение взяло. Три ноля – не много ли? Достал из патронташа семёрку. Всё помельче будет! Ну, зарядил, прицелился в самую эту, в его задницу. Бах! Тут Егорыч как заорёт! Аааааа, мол, сволочь, ты чё творишь?!! А я чё? Стрелял, как он просил, даже помельче дробью.

А Егорыч по траве катается и орёт благим матом. Больно, видать. В общем, такое дело. Егорыч шутку решил пошутить. И дома патрон холостой зарядил. Чтобы того, похвастать. Вроде как вот он каков, настоящий мужик! Ну, а я ж не знал, пожалел, ети; его налево.

     До утра дробь из евоной задницы выковыривали. Одной водки на дезинфекцию извели с ведро, не меньше. А утром водку допили и по домам. Какая уж тут охота!

    Я тут чё подумал. Чтобы такого не случалось, всё же надо баб с собой брать. Мужикам, одним-то, чего только в башку не взбредёт, а с бабами всё-таки постесняются с голыми задницами бегать. Я, к примеру, точно бы не стал. Мужики мы или как?..»

  Олег Антонов