‎Александр Пушкин

Дельвигу

Любовью, дружеством и ленью
‎Укрытый от забот и бед,
‎Живи под их надежной сенью;
В уединении ты счастлив: ты поэт.

Наперснику богов не страшны бури злые:
Над ним их промысел высокий и святой;
Его баюкают камены молодые
И с перстом на устах хранят его покой.
О милый друг, и мне богини песнопенья

‎Ещё в младенческую грудь
‎Влияли искру вдохновенья
‎И тайный указали путь:
‎Я лирных звуков наслажденья
‎Младенцем чувствовать умел,

‎И лира стала мой удел.
‎ Но где же вы, минуты упоенья,
‎Неизъяснимый сердца жар,
Одушевленный труд и слезы вдохновенья!—
‎Как дым исчез мой легкой дар.

Как рано зависти привлек я взор кровавый
И злобной клеветы невидимый кинжал!
‎Нет, нет, ни счастием, ни славой,
Ни гордой жаждою похвал
Не буду увлечен! В бездействии счастливом

Забуду милых муз, мучительниц моих;
Но может быть вздохну в восторге молчаливом,
‎Внимая звуку струн твоих.

Царскосельские стихи

Анатомия скандала. Почему Квава так и не стала Клавой.

— Ой, Клавка! Клавка! Бабуля сдёргивает с веревки пересохшее белье: застиранные пожелтевшие простыни, ситцевые наволочки в мелкий вылинявший цветочек,  Санькины трусики и  маечки. Она набрасывает их себе на плечо. На плече  растет гора из белья. А бабуля все дёргает сердито верёвку, и Санька  с интересом ждет, когда же веревка не выдержит и оборвется. Он сидит в зарослях  золотых шаров, благоразумно считая, что лучше не высовываться, пока мама с бабулей ругаются. Мать стоит на крылечке в нарядном платье, красивая, как принцесса из сказки. Платье из какой-то шуршащей  голубой ткани. Все в алых вишенках. А на каждой вишенке — зеленый листочек.

Саньке очень  хочется потрогать вишенки,  и он терпеливо ждет, когда бабуля  перестанет ругаться.  Мать, запрокинув руки за голову, смотрит на небо и улыбается. И видно совсем не боится бабулиного  ворчания. — Ты, Клавка, хоть и дочь мне родная, а я тебе всю правду скажу. Стерва ты, Клавка!  Чужого мужика из семьи увела, детей посиротила. Как я теперь людям в глаза смотреть буду? Это ж со стыда сгореть. Своего  пацана бросила! Он уж и забыл, как ты, лярва, выглядишь. Н

акатила из города и помелась подолом по селу. Разворошкала чужую семью. Ну, Генка он с детства  пыльным мешком пришибленный. Как только Соньку  угораздило за него замуж выйти! Куда ее глаза смотрели! Но ты-то! Ты как могла! Вот подожди! Расцарапает Сонька глаза твои бесстыжие! А я слова  не скажу. Как  Зинка-немтырька молчать буду. Пусть хоть всю рожу твою бесстыжую разрисует, я и не ворохнусь. Санька  не очень понимает, за что бабуля ругает мать, но попадать под горячую бабулину руку  не собирается. Осторожно елозя тощим задочком по палой листве, он отползает в глубь цветника.

Мать лениво потягивается,  оглаживает платье на крутых бедрах, спускается с крылечка и садится на лавочку  у сарая. В цветочных зарослях  маячит замурзанная Санькина мордаха. Мать  улыбается и подмигивает Саньке. Санька расплывается  в счастливой беззубой улыбке. Он уже готов выскочить из своего убежища, броситься к матери, взобраться на коленки и наконец-то потрогать вишенки, так похожие на настоящие. Но мать, все так же улыбаясь Саньке, говорит: — А если это любовь, мама!

— Какая-такая любовь! — возмущается бабуля. Она сдергивает с веревки последнее полотенце, сваливает все  белье на обеденный стол в тени старой груши и начинает аккуратно складывать простыни и наволочки, разглаживая все складочки. — Постыдилась бы! Ты не девка, чтоб в любовь  играть. У тебя сын!  Ты о нем подумала? Бабулин крик заставляет Саньку съежиться и замереть. Он боится крика. Подтянув коленки, обхватив их ручками-прутиками, Санька размышляет над словами бабули.

Как это можно играть в любовь? Играть в  прятки, в пятнашки, в войнушку — это понятно. А  как же играют в любовь? Санька представил маму  с  игрушечным автоматом, в  старой дедовой фуражке с поломанным козырьком. В этой фуражке Санька всегда играл в войнушку с мальчишками. Мама  в нарядном платье ползет в лопухи. Санька хихикнул, представив себе эту картину. Ох, и досталось бы маме от бабули за платье!  А мама, словно не замечает, что бабуля сердится.

— Мама! Маааа-ма! — произносит она певуче,  улыбка не сходит с ее красивого лица. — Перестань ругаться, мама! Я не хочу куковать одна. Понимаешь? Я хочу семью. Мужа хочу! Я еще молодая. Я жить хочу. Вот устроимся с Геночкой и заберем Саньку. Ну пусть он еще у тебя немножко поживет. Бабуля ахнула и, развернувшись к дочери, качает головой. — Опять уезжаешь?  Так ты сдай его в детский дом! Раз он тебе не нужен! Какая ты мать?  Появишься на день, как ясно солнце, и опять уметаешься. Но на этот раз не выйдет, Клавка!  Устала я. Ты хоть понимаешь или нет? Давление совсем замучило.

Помру вот так, напугаю пацана до смерти. Мать легко поднимается, подходит  к бабуле, обнимает ее за худые плечи. — Ну, мам! Ну  кто ж мне поможет, если не ты? — Ты б хоть денег оставила! Моя-то пенсия сама знаешь какая. Копейки! -Ну, откуда у меня деньги, мам!  Я ж одеться должна, обуться. За красотой следить надо. Опять же мы с Геночкой  квартиру хотим снять. Отдельную. Ну не в общаге же нам жить! А Саньку я заберу. Обязательно. Но позже.

Ну, мамочка! Мать с бабулей забирают белье и уходят в дом. А Санька, выбравшись из своего убежища, несется на улицу, где в этот ранний час никого нет. Саньке не терпится похвастаться, что мама его забирает с собой. И он теперь будет жить в городе. Санька бежит от двора к двору, вздымая босыми ногами облачка пыли. Как назло никого. Только дед Андрюха, водитель председателевой кобылы,  дремлет у правления.  Даже похрапывает. Кобыла по кличке  Лошка, понуро свесив голову, дремлет, привязанная к забору.

  Санька остановился , постоял рядом с дедом. Спит!  Очень хотелось погладить  Лошку, но поделиться  радостью хотелось еще больше. Санька помчался дальше, к магазину. Там точно кто-нибудь есть. И впрямь у  входа в магазин что-то оживленно обсуждают  тетка Настя и  тетка Дарья. Санька побаивается скандальной тетки Дарьи. Но очень уж хочется поделиться новостью.

Санька, как учила его бабуля, перестал скакать, смирно подошел к женщинам и поздоровался. И все же, не  удержав распиравшей его радости, подпрыгнул и закричал: » А меня мама в город забирает!» — Чтоб твою маму черти замотали! Чтоб  ее трамвай переехал! — в сердцах бросает тетка Дарья. Тетка Настя с жадным интересом наблюдает развитие конфликта. Большие испуганные  слезы наворачиваются на глаза, Санька растирает их пыльным кулачком, но желание защитить маму пересиливает страх, и он  кричит тоненьким от волнения голоском: — Моя мама самая лучшая!

А ты… А ты, тетка Дарья, злая! Пусть тебя Вошка задавит! Конечно, Санька имел в виду  председателеву кобылу Лошку. Но в свои четыре года он еще не научился толком выговаривать букву «л». Особенно если волновался. Но тетки Дарья и Настя этой особенности Санькиной дикции не знали, поэтому сердито закудахтали, запричитали. — Ты посмотри! Такой  сморчок, а уже ругается. Чтоб, говорит, тебя вши заели! Сразу видно, чье отродье! Санька разворачивается и бредет домой, загребая пыль.

Пыльное облако совершенно скрывает его. Бабуля, конечно, отругает Саньку, и может, даже отшлепает. Но зато Санька заступился за маму. Не побоялся. Санька чувствует, как его  горделивое чувство.  И он упрямо пылит до самого дома. На крыльцо выходит бабуля, и Санька сразу понимает по  выражению ее лица, быть ему битым. — Ты где ж так выгваздался! — ахает бабуля, всплеснув руками. — Да на тебя ж, паразита, не настираешься! Но Санька не слышит ее.  На крыльцо с чемоданом выходит мать.

С чемоданом! Уезжает? А как же он, Санька!  Одна уезжает? Без него? — Сыночек, ты деда Андрюху не видел? Пора ехать, а то на поезд опоздаю. — А я? — тихо спрашивает Санька. Мать спускается  с крыльца, несет чемодан к калитке. Санька хвостиком бежит за ней. Он хватает мать за подол нарядного платья и шепчет, все еще не веря своим глазам: — А я?  Возьми меня с собой! Слезы, крупные, как горошины, катятся по его замурзанным щекам, промывая  неровные дорожки. Мать с досадой бросает чемодан, выдергивает подол платья из Санькиных рук, отряхивает. — Ну вот! Платье испачкал!  Перестань реветь!

Ты же мужчина. Слушай меня внимательно! Санька замер и даже рот раскрыл, чтобы не упустить ни слова. — Нельзя тебе в город ехать. Ты же букву «л» не умеешь говорить. Кто ж тебя в город пустит? Там все правильно разговаривают. Ну-ка скажи: «Клава! Повтори!» Санька таращится на мать еще не просохшими глазами, с готовностью кивает, улыбается. Это его маленький секрет.  Его тайна. Он представляет, как сейчас удивится и обрадуется  мать. Он уже умеет говорить правильно.

Вчера целых два раза получилось.  А то, что сегодня  кобылу Вошкой назвал, так это не считается. Он  забоялся тетку Дарью.  Вот и  ошибся. Но он умеет говорить правильно! Уже умеет!  И Санька, улыбаясь во весь щербатый рот,  громко кричит: «Квава!» Санька ужасается.  Он знает, когда он один и  совершенно спокоен, и ничего не боится, он уже умеет говорить правильно. Но сейчас он волнуется. Нет, у него должно получиться! Должно! Сейчас он скажет правильно! Санька стискивает кулачки и снова повторяет: — Квава… — Вот видишь! — укоризненно произносит мама.

— А если ты в городе заблудишься, тебя спросят, как маму зовут, а ты скажешь: «Квава!» И никто тебя никогда не найдет. Ты понял? Вот научишься говорить  мое имя, тогда и поедешь со мной в город. Договорились? Санька молчит. Он еще не осознал в полной мере размер обрушившегося на него несчастья. Он все еще надеется. К калитке подъехал заспанный дед Андрюха на Лошке. Мама  закидывает чемодан в телегу, подгребает побольше сена, укрывает его стареньким рядном.

  — Ну, слушайся бабушку, сынок! — говорит мама и садится в телегу. Алые вишенки на праздничном платье горят огоньками. Дед Андрюха чмокает, трогает поводья, Лошка  лениво перебирает ногами, колеса телеги покатились мимо Саньки.  Вот и все.  Бабушка ушла во двор, а Санька все так и стоит у калитки, опустив голову. Стук колес все тише и тише, вот уже и не слышен. Облачко пыли медленно оседает на дорогу. Бабуля выглядывает за калитку и сердито бросает:

— Ну чего встал столбом? Пошли завтракать! Горе мое! Санька вдруг срывается с места и, сломя голову, бежит по дороге. — Квава! — кричит он. — Квава! Возьми меня с собой! Квава! Я  научусь! Возьми меня! Квава! Я… люблю тебя! … Давно уже нет в живых бабули. Да и Клавдия больше в деревню не приезжала, так  и затерялась, сгинула  где-то в поисках своего женского счастья. А Санька что ж… Санька  вырос.   Первый мастер на деревне. Плотничает, руки у него золотые оказались. Перестроил бабулин дом, женился. Когда и выпьет. А куда ж без этого! Только вот букву «л» так и не научился  выговаривать..

Нина Роженко