Владимир Алексеев
«Отечество нам Царское Село»
Здесь каждый камень дышит стариной,
София с Фёдором сияют куполами,
Мой Пушкин – это дом бесценный мой,
В нём всё нам дорого и так любимо нами.
Задумавшись, наш Пушкин стих творит,
Присев на бронзовой изогнутой скамейке,
И хор царевн со мною тихо говорит,
Когда к купальне я иду по тропке-змейке.
Тут белочки арахис с рук едят,
Скользят утята по зеркальной глади,
И, высунув язык, собаки спят
Под кронами дубов, в лесной прохладе.
Парит дух Камерона у колонн,
Оглаживая бронзовые лики,
Вновь во дворец манит янтарный звон,
Подчёркивая стать страны великой.
Китайская Деревня вся в цвету,
И пагода-беседка над каналом,
Екатерина, обласкав чету,
Чуть усмехнувшись, снова правит балом.
«Отечество нам Царское Село»,
И дым Державинский приятен всем и сладок,
А если на край света занесло,
Другой страны нам всё равно не надо.
Царскосельские стихи
Ни тпру, ни ну
У меня с лошадками знакомство с детских лет. Папа работал начальником районного узла связи в селе Красный Чикой. Были у них и собственные лошади. Село-то большое, газет и журналов выписывали в 60-е годы много. Почтальонам трудно было носить тяжелые сумки. На лошадях развозили почту по опорным пунктам. Можно было попросить каждому работнику гужевой транспорт, что-то привезти или отвезти.
Мне было лет восемь или девять. Папа решил проборонить наше поле под картошку. Постелил на спину коня старенькую телогрейку , а сверху меня посадил. Дал в руки поводья и показал, как надо управлять лошадью. Поначалу было так радостно, необычно. Но после первого круга я уже реветь хотела. Под телогрейкой ходуном ходила кожа животного по его костям, я так жалела скотинку и себя тоже, потому что съезжала медленно и верно с этим импровизированным седлом на мягкую земельку. А лошадь, чувствуя слабую руку седока, не очень-то была расположена ему подчиняться.
Мне больше нравилось ехать в телеге или в санях-розвальнях. Туда обязательно кидали несколько добрых навильников душистого сена, от этого становилось мягко и тепло. Папа часто давал нам с сестрой вожжи, и мы с гордостью управляли нашим экипажем.
Однажды всей семьей поехали заготавливать дровишки. Работа эта кропотливая и тяжелая. Дело медленно спорилось. К обеду лошадь должна была находиться на месте, развозить почту. Решили, что я отгоню ее и останусь дома. Старшие же поработают на делянке до вечера.
Меня такой оборот дела устраивал на сто процентов! Я запрыгнула в телегу, опустила ноги и стала понукать коня. Ему, видно, тоже захотелось промяться, а пуще всего перекусить. Дело шло хорошо , покуда мы не поравнялись с колхозным полем. Всходы овса были уже приличные. Лошадушка скосила глаза, замедлила ход и, не смотря на угрозу в моем голосе, повернула прямо в посевы. Как же смачно зажевывала она пучки! Меня же мучила совесть, я допустила потраву! Как только я ни дергала ее за повод! Как говорится-ни тпру-ни ну!!!
С горя я побрела по дороге. Вдруг увидела хороший прут. Можно даже сказать дрын! Схватила его, снова забралась в телегу, одной рукой схватила вожжи, а другой с бешеной силой закрутила в воздухе этой палкой. Это действие сопровождалось таким криком маленькой, беспомощной девчонки, что лошадь взяла с места в карьер, вынесла меня на дорогу и уже не сбавляла ходу до самого села.
А вот я уже совсем большая. Учительница, завуч школы и мама четырех очаровательных детей. Надо же было родителям уродить первого своего ребенка в разгар копки картошки, а меня в разгар сенокоса, в конце июля. Я так любила своих маму и папу, что празднования дня своего рождения без их присутствия даже и не обсуждала никогда. Но почему-то именно в этот день, когда устанавливалась солнечная погода, надо было непременно вывезти из леса сено, потом сметать его в надежный стожок в огороде.
Брали у знакомых лошадь. По полянкам сгребали сенцо, укладывали или, как говорят, метали его на телегу, время бежало быстро.Копешка росла. Потом укладывали сверху жердь, опутывали сено толстой веревкой, надежно затягивали, так, чтобы при тряске ни один клочок не выпал.
Вопрос, кто будет сидеть на самом его верху ,решался сам собой. Конечно, самый молодой, тонкий и ловкий. Папа втыкал вилы сбоку в это богатство , и я ,как обезьянка, туда карабкалась. Мне давали последние наставления, зять садился за руль «Москвича», тесть с тещей на заднее сиденье.
И мы разъезжались довольные, как в море корабли. Плыву я по деревенской улице. Есть в этом своя прелесть! Мне сверху видно всё. Какие цветы цветут, какие плоды спеют, какая ширь открывается на Енисей, на бор. Сбоку телеги бегут мои восхищённые ученики, подбадривают , похваливают . А мне не стыдно, не обидно. Я люблю их, они любят меня. А потом, я горда тем, что мне поручено такое ответственное задание!
И вдруг на полпути лошадушка встала, как вкопанная. Она стоит, и я торчу на стоге. Ни туда, ни сюда. Вышел знакомый дедушка. С улыбкой поздоровался. Осмотрел всю упряжь:»Э!!Распряглась лошадь-то, хомут упал на шею. Сейчас исправим!»
А меня уже заждались! Кушать как хочется!!!Быстро-быстро управились с сеном. Родители наряжаются, к нам на именины собираются. Мама надела своё крепдешиновое платье с брошкой-цветком и новые домашние тапочки. Папа- серый парадный костюм с планкой наград. На голову фуражку с кокардой. В его руках поздравительная открытка, букет цветов и букет лесной клубники-подарок. «Ну что же, все готовы? Тогда-по коням!!!!»
Татьяна Евсюкова