Георгий Иванов
Январский день. На берегах Невы
Несётся ветер, разрушеньем вея.
Где Олечка Судейкина, увы,
Ахматова, Паллада, Саломея.
Все́, кто блистал в тринадцатом году —
Лишь призраки на петербургском льду.
Вновь соловьи засвищут в тополях,
И на закате, в Павловске иль Царском,
Пройдёт другая дама в соболях,
Другой влюблённый в ментике гусарском.
Но Всеволода Князева они
Не вспомнят в дорогой ему тени́.
Ни Олечки Судейкиной не вспомнят,
Ни чёрную ахматовскую шаль,
Ни с мебелью ампирной низких комнат —
Всего того, что нам смертельно жаль.
Царскосельские стихи
Наша соседка уже сорок лет терпит мужа. Он пил, гулял, оскорблял, не давал денег, а она щеголяла с медалью жертвы и гордо заявляла, что семья сохранилась исключительно благодаря её выдержке. Как-то раз с детьми отправилась в лес за грибами. Стояла промозглая осень. Дождь мелкими иголками сыпался за шиворот и превращал теплые свитера в сырые тряпки.
Под ногами чавкало. Птицы переругивались. Дети просились обратно, пряча руки в рукава худых курток. Короче говоря, намаялись, намерзлись, еле ноги приволокли, зато собрали целый мешок отборных белых. Радовались, что хватит на всю зиму: и в суп, и в картошку, и для пирогов. Муж ввалился в дом выпивши и разорался из-за неприготовленного ужина.
Она на полусогнутых поставила сковороду на огонь, но он уже вошел в раж. Увидев полную ванну грибов, влез обутый и начал топтать. Дети кричали, цеплялись за штанины, а он поднимал свои огромные сапожищи и с наслаждением хрустел шапочками, превращая их в месиво.
Таких историй у них вагон с прицепом. Теперь женщина жалуется, что ничего в жизни не видела: не съела ни одного свежего куска пирога, не сносила натуральную шубу, не ездила дальше Геленджика. Дочери выросли и упорхнули из гнезда.
Иногда звонят и упрекают в своих детских травмах и вынужденном посещении психолога. Обвиняют, что не могут устроить личную жизнь, так как в каждом мужчине видят тирана. Она в слезах оправдывается, что хотела сохранить им отца. Они категоричны: «Разве у нас был отец?»
Женщина сворачивает разговор и спешит к супругу. Он допился до трех инсультов и теперь лежит овощем. Приходится кормить с ложки, обрабатывать пролежни и находить спасение в фразе «Бог терпел и нам велел», не отличая, когда оно во благо, а когда во вред. Терпеть можно родовую и душевную боль.
Бессонные ночи, когда грудничок мается животиком. Подростковые закидоны и юношеский максимализм. Плохую погоду, затяжную зиму, странности пожилых родителей. Пробки, если ты уже встрял. Трудности в момент решения задач по тригонометрии. Холод и голод в засаде на кабана.
То, на что невозможно повлиять, изменить, улучшить. Все остальное, поддающееся коррекции, нужно исправлять. К примеру, недостойное поведение мужчины, ненавистную работу, головную или любую другую боль, ложь, предательство, унижение. Менять мужа, квартиру, работу, мысли, установки и отношение к жизни. Как говорил один журналист: «Терпеть — это противоестественная вещь, потому что человек рождён, чтобы жить хорошо, а не плохо».
Ирина Говоруха