Шурка
Жили в деревне Малиновке муж и жена. Их небольшой домик, опрятный и нарядный, как конфетка, выделялся белоснежным островком среди буйной зелени. Сведущие соседки говорили, что Шурка подмешивает в мел синьку. В небесно-голубом проёме окна алела круглый год герань, как символ вечного семейного счастья и благополучия.
Кружевные занавески стыдливо прикрывали показушную благодать. Как только гость переступал за расписные резные ворота, то попадал в аккуратно подметённый дворик. Крыльцо было тщательно отдраено и выскоблено ножом. Стоящие в ряд намытые галоши блестели на солнце, алея девственной подкладкой. В избе всё блестело чистотой. Свежевымытый, выскобленный пол покрывали самодельные разноцветные коврики.
Воздушными зефирными облачками высились подушки и ослепительно белели накрахмаленные подзоры. Хозяйка дома, справная темноглазая Шурка, была помешана на чистоте и порядке. Жизнь благословенного семейства текла безмятежно и размеренно, как течёт речка в тихие безветренные дни. Шурка и Федот нажили трёх прилежных дочек.
Бойкая, звонкоголосая Шурка правила своим образцовым хозяйством, между делом поругивая и попиливая своего кормильца. Она была уверена, что робкий, покорный муж никуда от неё не денется и будет всю жизнь при ней бессловесным довеском. У неё даже не возникало мысли, что кто-то может позариться на такого тихоню. Невысокий, коренастый Федот никогда ей не перечил, только отвечал: «Да, Шурочка, сделаю, Шурочка, хорошо, Шурочка».
До некоторых пор в доме царила нарочитая тишь да благодать. Однажды ранним утром муженёк Федот воротился домой с ночной смены и уснул безмятежным сном после праведных трудов на ферме. Узрев на чистых половичках разбросанные по всей избе мужнины вещи, хозяйка, ворча и бранясь, поспешила навести порядок.
Фуфайка валялась у самой двери, рубаха лежала на пороге, у кровати красовались смятые и наскоро сброшенные портки. Разложив вещички по местам, Шурка наткнулась на розовые шерстяные носки. «Это не моя рука, — подумала она, рассматривая на свету вязку. — Я так пятки не вывязываю. Да и цвет какой-то цыганский».
Она стала энергично трясти мужа за плечо. — Федот, чо это такое?! — тормошила она спящего мужа, тыча ему под нос трофейные носки. — Ты что, у цыган обменял фураж на тряпьё?! Федот только бессвязно мычал. Увидев, что муж еле тёпленький, она разошлась ещё пуще. — Где ты, зараза, успел уже нализаться? — со злостью стащила с него одеяло Шурка. На кристально чистой белой простыне возлежал Федот в розовых панталончиках.
Молодуха даже вначале не поняла всей трагедии. Она больно ущипнула себя за руку, чтобы убедиться, что всё это ей не снится, затем пощупала изменника за «розовый» зад. Зрение не подвело, на крепких ягодицах неверного супруга розовели женские трусы. Федот даже не шевельнулся, бесстыдно развалившись на их супружеском ложе в бабских панталонах.
Вначале розовые носки, а теперь розовые бабские исподники. Сегодня был явно не её день. До Шурки вдруг начало доходить, что это могут быть чьи-то коварные происки. Неспроста Федот явился домой в таком странном наряде, да ещё и под хмельком. Кто-то специально подсунул ему под пьяную руку женские трусы и носки, чтобы с женой рассорить, а потом к рукам прибрать.
Лучше и не придумать. «Кто бы это мог быть? — лихорадочно думала Шурочка, перебирая в уме всех баб, работающих вместе с мужем. — У кого такие здоровенные лапищи?» — Где ты шлялся? — хлестала Шурка по лицу носками сонного Федота. — Где твоё бельё? Откуда этот розовый кошмар? — Какие дала, такие надел, — пробормотал тот спросонья. — Ах ты, кобель!
— Шурка решительно стащила с изменника розовые трусы, норовя стукнуть его побольнее. — Ах ты, паразит бессловесный! Овечкой прикидывался! А сам по бабам шляешься?! От хмельного Федота толку не было. Он сквозь сон норовил увернуться от ударов жены и бормотал что-то несвязное. Шурка, прихватив улики, брезгливо распихала их по карманам фуфайки и резво понеслась к ветеринарше.
Она сообразила, что это её проделки. Всё сходится, баба она одинокая. Небось сама предложила Федоту выпить. Мужик выпить не дурак, согласился. А потом хитрая бабёнка затащила его к себе домой. Она, поди, давно положила глаз на её Федотку. А этот тюха-матюха не отказался. Веселье наверняка продолжалось в доме Анфиски.
Шурку распирало от злости, и она бормотала про себя: «Не позволю! Не пройдёт! Я тебя раскусила!» С такими мыслями Шурка яростно долбилась в дверь Анфиски, но никто не открывал. Войдя в избу, она застала хозяйку, дрыхнущую без задних ног. Кругом вповалку валялись Анфискины вещи, на столе ещё стояли остатки от вчерашнего пиршества, а посередь застолья предательски возвышались две пустые стопки.
Шурка, окончательно уверившись в своих подозрениях, подлетела к спящей сопернице и принялась с ходу лупить её по лицу малиновыми панталонами: — Ах ты, паскуда, я тебе все твои волосья поганые повыдираю! Ты чего свои исподники моему мужу подсунула?! Думала, сработает? Фигушку тебе! — сунула под нос фигу.
— Я таких, как ты, насквозь вижу Ты чего моего мужика с пути сбиваешь? Здоровая, крепкая Анфиска медленно приходила в себя после вчерашнего праздника. Увидев беснующуюся бабу, она шумно поднялась с кровати. — Ты ж сама на каждом углу орала, что он никудышный мужичонка, — сказала своим громовым голосом Анфиса.
— Вот я и проверила. Очень даже кудышный. Силён. Это я тебе как жене по секрету говорю, — усмехнулась она. — Хорош мужик. Мне подходит. Весёлый, душевный, и руки на месте, ну и всё остальное… — Как это подходит? Он что, тебе сапог?! Подходит он ей! У него ещё и дети имеются!
А ты супротив него старуха! Анфиска была баба здоровая, как трактор могла и врезать за старуху, но Шурка, начав ругаться, никогда не могла вовремя уняться. Дородная ветеринарша встала, подбоченясь перед тоненькой Шуркой, угрожающе выпятив мощную грудь: — Старуха не старуха, а жалеть его буду, не то, что ты!
— Тоже мне жалельщица нашлась! Ты вперёд умойся и причеши свои немытые космы, а то глядеть на тебя противно. Хоть бы убралась! Мой Федот только по пьяни и мог сюда забрести. Он к чистоте привык. Развела грязь, как в хлеву! — А у тебя как, как… как в больнице! — захлёбываясь и заикаясь от возмущения, выпалила Анфиса.
— Плюнуть некуда! С утра до вечера за пылью гоняешься. Замордовала мужика своей чистотой и порядком. Бедняге даже присесть и прилечь некуда, кругом одни твои белые подушки и перины. Только белых халатов не хватает для полного комплекта. Шурка никогда не оставляла последнее слово за противником.
Не родился ещё тот, кто бы смог её переспорить. А тут даже не нашлась, что ответить этой… Получив внушительного «пинка» от ветеринарши, она пришла домой озабоченная, в её ушах всё ещё стучали слова Анфиски: «Хорош мужик, силён». Ее хрустальный мир в одночасье раскололся вдребезги…
И тут же нашло озарение…Шурка скандала устраивать не стала, а наоборот, от вдруг нахлынувших чувств, расстаравшись, слепила любимые Федотом пельмени, и, услужливо подавая стопочку, пытливо рассматривала мужа, будто видя его впервые, удивляясь его васильковым глазам… После того случая Шурка перестала честить-шерстить Федота, а как только ее распирало желание раззявить рот, вспомнив розовые панталоны, моментально затыкалась
Дина Гаврилова.