Самый большой вертолет в в мире. Интересные факты обо всем.
Рекордсменом по грузоподъёмности среди вертолётов является Ми-26. Он способен перевозить до 20 тонн техники и крупногабаритных грузов. Ми-26 установлен официальный рекорд Гиннеса. В сентябре 1996 года, Ми-26 поднял на своём борту 224 парашютиста на высоту 6.5 километров. Его максимальная взлетная масса составляет 56 тонн, а нормальная грузоподъемность вертолета равна 15 тоннам.
Ми-26 самый большой вертолет в мире
Для того, чтобы лучше понять то, насколько большим в действительности является самый большой вертолет в мире, представьте себе, что длина вертолёта составляет 40 метров, диаметр его несущего главного винта имеет размеры равные 32 метрам, а ширина грузовой кабины составляет 3.2 метра.Максимальная скорость 295 км/ч. Дальность полета 800 км. Практический потолок 4600 м. Общее время эксплуатации Ми-26 составляет 20 лет или 8 тысяч часов.
Самый большой вертолет в мире. Интересные факты обо всем
Шли старухи
Шли старухи деревенские, преодолевая студёный ветер к бывшему сельсовету. Получили приглашение на День пожилого человека. Шли с батожками и без батожков. — Какой уж нам праздник? Всё позади. Хоть словами перекинемся,- думали про себя. Перешагнули через порог бывшей библиотеки.
А там уже сидят бабки, кто откуда, за полированными библиотечными столами, с которых старые журналы убрали. Лица морщинистые, глаза выцветшие. И не разобрать, какого они цвета были. Думы невесёлые, о болячках и о давлении. Раз позвали, вот и пришли. Ну что там?
А городская бабушка говорит: — У нас в городе на этот день и мясо заливное на столах поставят, всякое угощение бывает. — Конечно, город у вас закрытый. Подводные лодки делают. Так и должно быть. А у нас спонсоров нет. Наверное, район бедный.
Чаем попоят с печеньем да кексами, доброе слово скажут, песен попоют. И то хорошо, -отвечает деревенская бабуля. И, правда, три «девушки» из соседнего села из всех сил старались А «девушкам» уж за пятьдесят. И слова добрые говорили. И песни пели. А когда из них самая голосистая запела: «Старики вы мои, старики…» и сама смахивала слезу, бабки потеплели. Тоже слёзы смахивали.
Головы то у них были забиты думами о детях, о внуках и правнуках. Вот напротив меня сидит одна из них, седовласая, выбеленная вся годами, с полудетским вниманием в глазах. Когда-то сильная и властная женщина, бывший управленец из города. И её лицо теплеет. А ведь когда-то рыжеволосой сероглазой девчонкой, красавицей была. И торговала она в местной лавке. Справа Тамара притихла.
Ей скоро девяносто будет. Дочка привела её сюда. Частушечница и песенница, бойкая и работящая, многодетная мать. В лесу она работала в свою молодость на лесоповале. Вон Фаина сидит. В колхозной бухгалтерии работала. Платок на ней повязан, как и на Тамаре, по -деревенски, концы под подбородком. Рано вдовой стала. Всё сама на себе волокла, двух сыновей подняла.
А песни пела когда-то задушевные… И два мужичка рядом. Их и стариками не назовёшь. Недавно вышли на пенсию. Бывший электрик давно не пьёт. И не кодировался. И дом один поднял. От пола до печки всё переложил. Баню поставил. А здоровья нет.
Чай в чашки разлили. Можно и пить. — Ну! Что сидите? Доставайте, у кого что есть! — скомандовала женщина напротив и достала на стол небольшой пластмассовый контейнер с тонко нарезанными кружочками колбасы и ломтиками сыра, хлебом и конфетами. И решительно поставила на стол чекушку. Робко, несмело кто-то выставил ещё две чекушки. И полились песни.
Одна другой душевнее. Я сидела рядом с певуньей из соседнего села и шептала ей: -Давай вот эту споём… Без аккомпанимента, сильным от природы голосом она вела мотив. А скромное застолье подпевало… В этой деревне огни не погашены Ты мне тоску не пророчь! Светлыми звёздами нежно украшена Тихая звёздная ночь. Светятся тихие, светятся чудные, Слышится шум полыньи…
Были пути мои трудные, трудные. Где ж вы, печали мои? И глаза стариков теплели, наливались цветом карим и серым. Как он знал это, как предугадал поэт Николай Рубцов? А, может, и не знал, что эта песня будет ласкать души людские, вселять в них надежды… Не знал, что будут в тёмные ночи вглядываться люди в одиноко мерцающие в ночи огоньки… Засобирался домой электрик.
Впервые он был на таком празднике. — Дома жена приболела. Пора. Его не отпускали. Стали на прощание петь ему в дорожку: Письма, письма лично на почту ношу, Словно, я роман с продолженьем пишу. Знаю, точно знаю, где мой адресат, В доме, где резной палисад.
Одна из «девушек» его подхватила под музыку и закружила в вальсе. Он неумело и неловко перебирал ногами. Лицо стало пунцовым и смущённым, растерянным. Может, только мальчишкой танцевал он когда-то в колхозном клубе… После песен, как горох, посыпались частушки, сначала приличные. А потом под одобрительный хохот и хулиганские…
Всё бы пела, всё бы пела, Всё бы веселилася! Всё бы на сЕне лежала, Всё бы шевелилася! Как на калиновом мосту случилась катастрофия! Муж попал под колесо, а жена под шОфера! Потом под деревянную досочку с резьбой, изображавшую гармошку, плясала другая гостья, и под шуточные комментарии зрителей все дружно смеялись. А единственный гармонист так и не пришёл. И запела Фаина по просьбе грустную песню.
За рекой непогода, За рекою туманы. За холодным туманом где-то солнце встаёт. Только мама седая, Моя милая мама У крылечка родного свою доченьку ждёт. …
В тишине негромко пела Фаина. И давно уже у многих этих женщин нет мам. И глаза их наливались горячим теплом и состраданием ко всем, любовью. И становились они не просто старухами, а красавицами, пронёсшими свою судьбу, кто как сумел.
А судьба легла на их лица дорожками и паутинками, лучиками морщинок под глазами. Я приеду к тебе, моя мама, Поцелую в морщинки твои. Пусть проносятся годы упрямо. только ты, моя мама, живи. Только затронь душу теплом песни, и почувствуешь, насколько сильна и красива душа народная. И сила её в этом тихом откровении.
Татьяна Пороскова