Самое высокое здание в мире. Интересные факты обо всем.
Самое высокое здание в мире находится в Дубае — Объединенные Арабские Эмираты. Оно представляет собой самый высоченный в мире небоскреб, который напоминает по своей форме огромный сталагмит. Высота здания составляет 828 м. На самом деле, Бурдж Халифа или Башня Халифа – это не просто самое высокое здание мира, это город-дом. В нем есть этажи, на которых расположены частные квартиры, гостиницы, офисные сектора, многочисленные технические этажи. Все это перемежают рестораны, кафе, магазины, клубы, спортивные комплексы и даже парки.
Бурдж Халифа или Башня Халифа — самое самое высокое здание в мире
Автором проекта башни Бурдж-Халифа стал архитектор из США Эдриан Смит. Строительство небоскрёба длилось на протяжении 5-ти лет. Небоскреб отличается самым большим количеством этажей (163), самым высоким рестораном в мире (располагается на 122 этаже) и самым высоким ночным клубом (расположен на 144 этаже здания).
Самый высокое здание в мире. Интересные факты обо всем.
Старинные бабкины часы
Бабушка одна приходила. Утресь. Это она так говорит: «Утресь». -Поздорово поживаете, Евгенич. -Ну и вам здоровья. Кивнул головой, приложил руку к сердцу по старой оставшейся от Отца привычке. С детства, подражая ему, все время так здоровался с людьми. Бывало, улыбнется так, и ему в ответ улыбнутся, было что-то в его улыбке неуловимо доброе и открытое, и большое.
Именно так, большое, такое слово, что объяснит все. -Вота часы сломала, мыла давяча, пыль протирать стала и с оклада-то оторвала. Протянула мне кусок медного оклада с вычеканенными на нём образами. Миниатюрно выполнено, красиво, амальгама стерлась от времени, толи медь, толи дешевая бронза, чеканено руками, видно с внутренней стороны, по неровностям.
-Они хоть ходят? — спрашиваю, сам понимая, что вряд ли починю такое ветхое старье, тут, наверное, и шестерни из меди с такой выработкой, что едва цепляют друг дружку. -Да я все время подводила, всю жисть по ним живу, с тех пор как Батюшка с фронта не пришел. Глянул я на старушку и понял — неспроста пришла. Она молчит, руки трясутся, в глазах слезы.
Может, и шли часы, и были страшно дороги как память, и стали чем-то большим, нежели механизм. Вдруг как-то внутренне понял, что они её время отмеряют и остановиться им никак нельзя. Это такая магия веры человеческого привыкания к старой доброй, проверенной вещи,какая висит на стене из века в век, и даже след от неё остается.
А если она снята с насиженного места, то значит что-то ушло. И есть в них, таких вещах, уже что-то живое, неотъемлемое от дома, от его духа, от памяти о людях, которые в нём жили. Ну, думаю, я не я — пропадай душа.. Починю, раз такое дело.
-Ну, пойдем в гараж, чего томить, все одно — припой надо,- говорю я и показываю рукой, куда идти. Зашла в мою убогую мастерскую, все осмотрела, перекрестила все углы и говорит: -Ты, наверное, еврейской веры-то? Ну про вас же все время так говорят, дескать вы еврееваты, Не обидься тольке. -Ну, веры-то у меня много, — усмехаюсь, глядя на бабку. —
В Единого верую. А куда нам деться? Сам чищу тут верстак. Обмел пыль щеткой, часы положил, свет настрполил, опять же фартук надел.. Достал с полки тонкий инструмент, отвертку тонкую, щипцы хирургические, удобная в такой работе вещь, я вам скажу.
Небольшую старинную струбцинку, медную, пинцет опять же, тоже хирургический, еще с советских времен, доставшийся мне от дядюшки ветеринара. Другую нужную амуницию.. — Я,ить,чо спрашиваю-то, про еврейску веру-то. У вас, евреев, дети умны да бабы довольны. Не смущайся,Евгенич, скажи, мне по старости можно все говореть. Чай,обрезанай?
У меня муж-то обрезанай был.. муслиманскай. И веры мусульманскай,- бабушка лукаво улыбается. — А человек был хорошай, ласковый, помер уж, нынче как двадцать лет будет. Я улыбаюсь, свое делаю. Глянул на часы и обомлел, начало двадцатого века, ручная работа, лиственница окованная медью (а может и сырой бронзой, тут не поймешь сразу с кондачка).
Чеканка ручная, изображены сцены из библии, с Богородицей связано… Механизм добротный, только залит подсолнечным маслом, которое с годами превратилось в олифу. Затвердело, образовав валики черные, липкие, вокруг осей. Надел на голову лупу, она у меня на ремешке с рычажком, стал изучать. А бабка тем временем мне всю свою жизнь рассказала, пока я всматривался в механизм.
Задушевно так, не громко, говорила. И про отца моего вспомнила, так видать повелось что меня с ним сравнивают те кто его помнит, А сына всегда с отцом сравнивают люди, особенно если отец был известным и уважаемым, Достоин ли памяти?
-Я, Евгенич, твоего батюшку знала. Красивый такой парень был. Высокой, стройнай, охвыцер, образованный. Посля войны приехал, аккурат в году 56-ом, волосы у яго белы с рыжа чуть, назад зачесаны. Теперь таких нету людей, красивы были мужики. А нынче другой человек пошел.
Ой, другой, не пойми как и одеты, и вольны, характеру в их нет, не трудящиеся. Вздыхает. — Думаю, когда он парнем-то был, сколько же тебе было? Я ведь у него родился, ему далеко за сорок было, да и мне уж 40 минуло. Я смотрю в часы-то, а она меня своей рукой по голове гладит.
Одной рукой, украдкой так, словно жалея. -Ты сделай на место все, мне по ним помирать… — шепчет. Ну что ж, отквасил я шестерни, грязюку убрал, феном женским просушил, оклада кусочек припаял, раскрошил таблетку аспирина прямо на стык и запаял…
Посреди теремка, аккурат в центре образ богородицы, маслом выполнен, его немного почистил скипидаром, а больше не стал править. -Ну, давай, бабушка, говорю, заводи свой «брегет». Она ключик вставила, бережно так покрутила, и пошагал маятниковый волосок колебаться.
Вытаскивает на верстак бутылочку да пачку заварки, да сигареты «оптима». -Вот,- говорит, — не погребуй, мастер. Сама голову мою берет и целует в лоб. У меня все смешалось внутри, на глаз слеза навернулась. -Пойдем, бабушка, провожу тебя,- только и сказал. Она перекрестила меня и ушла. Пойду выпью стакан. А чего?