Pushkin Tsarskoye Selo

 

Хранитель милых чувств и прошлых наслаждений,
О ты, певцу дубрав давно знакомый гений,

Воспоминание, рисуй передо мной
Волшебные места, где я живу душой,

Леса, где я любил, где чувство развивалось,
Где с первой юностью младенчество сливалось

И где, взлелеянный природой и мечтой,
Я знал поэзию, веселость и покой…

 А.С.Пушкин

Памятник Александру Сергеевичу  Пушкину работы Р.Р.Баха заложен в 1899-г. и открыт в 1900 году  в Лицейском садике, находящимся около Знаменской церкви  –  первого каменного строения города ( 1734-1747г.,  архитектор М.Г.Земцов). Во время юности поэта на месте садика была березовая роща; территория передана Лицею в 1818 году.

 

Лицеисты первого курса установили там памятник в виде каменной плиты с надписью: «Genio loci», т.е. «гению, покровителю здешних мест». Многие предполагали, что памятник был посвящен Пушкину. Во всяком случеи, когда в 1837 году, после гибели поэта, лицеисты восстановили памятник, это вызвало недовольство в «высших кругах» и великий князь Михаил Павлович запрашивал директора лицея, с чего разрешения в Лицейском саду поставлен памятник Пушкину. Ответ директора гласил, что памятник этот не связан с именем поэта.

 

Погруженный в мир поэтических видений, отрешенный от житейской суеты, он сидит на старинной скамейке Лицейского сада. Заросли сирени, густнлистные липы и клены, ставшие стеной вокруг небольшой круглой площадки, стерегут его покой и уединение. Задумчиво-сосредоточенная тишина памятника завораживает, заставляет смолкнуть, всмотреться в такое знакомое , навсегда застывшее в бронзе лицо

Пушкин Царское Село Pushkin Tsarskoye Selo

 

Говорят, что королева Англии никогда не надевает два раза одну и ту же одежду. Появится на публике и вернется во дворец. К следующему выходу требуется новое, другое. У нас все иначе. По-другому. Старенькая бабушка хранит в шкафу гробовую одежду.

Как самое ценное, как нечто заветное. Причем давным-давно. Может, с шестидесяти лет – хранит. Иногда, когда никто не видит, достанет и разложит на диване – посмотреть. Погладит руками, ласково проведет по материи. Почувствует что-то. Подумает о чем-то. Но никогда никому об этом не скажет. Это интимное – очень личное. Если одежда слежалась, бабушка может ее прогладить горячим утюгом.

Затем снова разложит на диване. Повернет так и так. Зачем-то внимательно швы рассмотрит. Даже понюхает. И уберет. В одинокие вечера она не раз еще достанет последний узелок. Последнюю свою котомку. То, что будет с ней всегда, вечно. И всплакнет, конечно.

Но только тайком – когда никто не видит. Старенькая бабушка никогда ничего не будет покупать – из одежды. Она скажет так: «А зачем? Все равно помирать». И в ее словах много-премного мудрости. Это результат испытаний. И лишений. Она знает: все беречь надо. И никогда не выбросит старую пуговицу. Или веревочку. Положит подальше и сохранит.

Бабушка ни за что не согласится купить что-то новое – из одежды. Может, только халат. Да и то, когда прежний развалится на глазах. Купит новый, потому что старый неприлично надевать: дыра на дыре. И новый выбирать будет долго и придирчиво.

Непременно проверит ткань. Не натрет ли затылок? Прочная ли? И спросит у детей, цвет хорош ли? Переберет несколько халатов. Выберет один. Дома еще раз наденет. Посмотрит внимательно на себя. И проворчит, что старый был лучше. Потому и потому – лучше.

И аргументы приведет. А когда все уйдут и она останется одна, достанет свой любимый халат с дырками и наденет. Все равно никто не видит. А новый уберет – пусть полежит. Бабушка может на старом халате дырочки зашить. Это чтобы они в глаза не бросались. Дети приедут, наступит очередь нового халата. Наденет, а старый – с глаз долой: нечего ему глаза мозолить!

Старый халат с дырками и гробовая одежда – это маленькие секреты старенькой бабушки. Она никому не расскажет. Должны же у человека быть секреты! Вот и у нее тоже есть. Да, бабушка ничего не покупает. Потому что в этом нет целесообразности. И ей ничего не надо. Выйдет на улицу постоять, «на живых людей» посмотреть. Или до магазина – за молочком.

Прогуляться можно и в старой обуви. Есть пара башмаков – им лет сорок. А все – как новые. И служат, служат, служат. Потому что старые друзья верностью отличаются. Преданностью. Вышла как-то. Прошла несколько метров. Что-то не то. Ощущения нехорошие.

Когда вернулась, увидела, что подошва почти отвалилась у одного из старых друзей. И не починить. Остается – выбросить. Что делать? Пришлось ехать в обувной магазин. Дочь на своей машине повезла. Нашли новую пару на рынке. Обувь понравилась, и продавец был любезен.

Дома демонстративно оставила башмачки в прихожей. Внимания не обращала. Как будто каждый день новую обувь покупает. И ни слова про то, что потратиться пришлось. На другой день, оставшись одна, соберется «на живых людей» посмотреть.

Сначала, конечно, старенькое пальтишко. Повяжет мягкий платок. А затем – новую обувь. Наденет, ножку повернет и так, и так. Еще раз критически посмотрит. И скажет себе: «А ничего. Мягонькие. И ногу не давят. Ступать хорошо. И цвет приятный».

А на душе спокойно и умиротворенно: она вышла на крылечке постоять в новых башмаках. Как королева Англии. И неважно, сколько лет осталось. Об этом можно не думать. Она купила новую обувь, как все. Значит, жизнь продолжается. И это хорошо!

Автор Георгий Жарков